- Это должно было случиться, когда мы ворвались.
Бёджес достал из кармана сигареты и на одной из них сделал отметку по длине окурка. Потом, раскурив, положил сигарету на край пепельницы и посмотрел на часы.
- Что вы делаете? - без интереса спросил Ломбард.
- Хочу приблизительно выяснить, когда это случилось. Наверное, это будет неточно. Не знаю, с одинаковой ли скоростью они горят. Надо будет спросить в лаборатории.
Когда сигарета сгорела, он загасил ее и посмотрел на часы. Он узнал то, что ему было нужно.
- Она упала за три минуты до нашего прихода. Нужно вычесть еще минуту, пока я смотрел в окно. Значит, она сделала только одну затяжку, как и я.
- Может быть, она курила длинные сигареты?
- Нет, у этого сорта обычная длина.
Ломбард ничего не сказал, он выглядел очень подавленным.
- Видимо, толчком был наш звонок снизу, - продолжал Бёджес. - Она испугалась и сделала неверный шаг к окну. Я это могу себе представить. Стоя у окна, она вдыхала ночной воздух, строила, возможно, планы на будущее, и здесь раздался звонок. Она или слишком резко повернулась, или потеряла равновесие. Может быть, все произошло из-за туфель - каблуки стоптаны. Дорожка, наверное, сбилась на натертом полу, и она поскользнулась. Одна туфля при этом слетела с ноги. Если бы она не стояла так близко, ничего бы не случилось, она бы просто приземлилась на пол. - Помолчав, он добавил: - Это ясно. Но как же с адресом? Она пошутила? Вы за ней наблюдали, как она выглядела?
- Мне не показалось, что она шутит, - ответил Ломбард. - У нее на лице было написано, что она хочет получить эти деньги.
- Это было бы понятно, если бы она дала адрес, который пришлось бы долго разыскивать, а она бы тем временем получила по чеку деньги. Но эта улица близко, она знала, что через десять минут вы можете вернуться.
- Может быть, она считала, что может вытянуть из своей приятельницы больше, чем предложил я, и хотела избавиться от меня на время, чтобы договориться с ней.
Бёджес покачал головой, такое объяснение его не удовлетворило, но вслух он сказал только:
- Мне это непонятно.
Ломбард его не слушал, он двигался по комнате, как пьяный. Казалось, он полностью потерял душевное равновесие и утратил всякий интерес к происходящему, как человек, признавший свое поражение. Он ударил кулаком по стене и в бессильном бешенстве проговорил:
- Они знают! Только они остались - и мне ничего из них не вытянуть!
20. За три дня до казни
Виски, которое он вылил в себя по пути к тюрьме, не помогло. И как оно могло помочь? Факты остаются фактами. Дурные вести не превратятся в добрые.
Поднимаясь к мрачному зданию на холме, он непрерывно спрашивал себя: как сообщить человеку, что ему придется умереть? Как сказать ему, что больше ничего нельзя сделать, последняя искра надежды угасла? Он не знал. Он даже подумал, не лучше ли вообще отказаться от последнего свидания, которое ничего не изменит.
Он не сомневался, что это будет ужасно. Но все равно он должен был прийти. Нельзя оставлять Хендерсона в неуверенности, чтобы еще в пятницу вечером, когда его выведут из камеры, он оглядывался, до последней минуты ожидая спасения.
Он уже поднимался на второй этаж вслед за охранником,
Я напьюсь сразу, как только выйду отсюда, говорил он себе.
Надзиратель отошел в сторону, и Ломбарду не оставалось ничего другого, как войти в камеру.
Его нынешнее посещение - это не что иное, как казнь - чистая и без крови. За три дня до настоящей. Казнь всех надежд.
Шаги надзирателя затихли вдали. Тишина была невыносимой.
- Итак, конец, - тихо проговорил Хендерсон. Он все понял.
Эти слова преодолели мертвое оцепенение. Ломбард отвернулся от окна, подошел к Хендерсону и похлопал его по плечу.
- Послушай… - Он не знал, как начать.
- Не ломай себе голову, - перебил его Хендерсон. - Я все понял. У тебя это на лице написано. Не будем об этом.
- Она ускользнула, теперь окончательно.
- Не будем об этом, - терпеливо убеждал его Хендерсон. - Я вижу, как ты переживаешь. Выбрось это из головы, пожалуйста.
Казалось, не Ломбард утешает осужденного, а осужденный Ломбарда.
Ломбард тяжело опустился на нары. Хендерсон, который был здесь «дома», уступил ему место и стоял, опершись о стену.
Было тихо. Единственным звуком в камере было шуршание целлофана - Хендерсон непрестанно крутил в руках обертку от сигарет, делая из нее тонкую трубочку.
Ломбард вскочил:
- Прекрати, пожалуйста, или я с ума сойду!
Хендерсон с удивлением посмотрел на собственные руки, как будто не осознавал, что делает.