— Любую сигнализацию можно отключить. Это та же электроника. А специалистов в этой области у нас хватает.
— Не могу с вами не согласиться. Но в моем случае вы неправы. Обратите внимание на картины, висящие на стенах. Вы не увидите ни одного гвоздя, ни одной дырки и даже проводки. Под обоями находятся другие обои — полумиллиметровая стальная намагниченная фольга, которая покрывает все стены.
Добронравов, все еще стоящий у сейфа, покрутил в руках сверкающий восьмимиллиметровый диск.
— Вот в этом весь секрет. Рамы картин и полотна выклеены полосками точно такой же фольги. Когда вы прижимаете картину к стене, она примагничивается, и на компьютер поступает информация о новом объекте, который тут же пополняет базу данных и создает для нового объекта свою папку. Теперь, если вы попытаетесь оторвать картину от стены, компьютер среагирует на снятие картины как на несанкционированное вмешательство в программу и тут же даст сигнал тревоги на пульт дежурного милиции. Отключить компьютер вы тоже не сможете, ибо он соединен по сети с милицейским. Там мгновенно обнаружат обрыв сети. Таким образом, прежде чем Саул Яковлевич снимет свои картины, я должен сесть за компьютер, включить пароль, открыть специальную программу, созданную по моему заказу и существующую в единственном экземпляре, потом войти в определенный режим, вставить диск, набрать определенный шифр, запустить диск и через него попасть в базу данных с папками. Как только я удалю десятую папку из базы, мы сможем со спокойной душой снять десятую картину со стены. Но какая из них десятая, а какая сороковая, знаю только я один. Вот почему я без всяких опасений даю расписки своим клиентам на сохранность их картин. Музей, банк для грабителей давно уже не преграда. Но справиться с моими стенами они не смогут. Тут нет контактов и проводов, здесь царствует магнитное поле.
Володарский улыбнулся и поднял «лапки» кверху.
— Сдаюсь, убедили. Ваш «банк» не только самый надежный, но и специализированный. Вы правы, картины в сейф не запихнешь, они должны оставаться в первозданном состоянии и висеть на стене, радуя глаз хотя бы своему хранителю.
— Много у вас картин?
— Двенадцать. Но мы вернемся к этому разговору позднее. Я еще не знаю точных сроков своей командировки. Мне просто хотелось с вами познакомиться, чтобы потом выйти напрямую, минуя посредников. Я уже слышал о вас ранее, как о честном и порядочном человеке от очень мною уважаемых коллекционеров. А тут по чистой случайности узнал, что вы взялись страховать коллекцию Саула Яковлевича, и уговорил его познакомить меня с вами. Я ведь тоже храню свои средства в его банке.
— Будем считать знакомство состоявшимся. А теперь предлагаю Саулу Яковлевичу ознакомиться с документами, страховкой, актами экспертиз и выпить шампанского.
Добронравов положил в сейф диски, достал конверт и передал банкиру. Пухлое лицо Шестопала с двумя подбородками расплылось в улыбке.
— Я ни на секунду не сомневался, Давид Илларионыч, что вы мастер своего дела. Деньги уже переведены на ваш счет, и он солидно потяжелел.
— Ну что вы, деньги — это не главное. Важно навести порядок в частных российских коллекциях и вывести их из тени. Люди должны не прятать свое достояние, а гордиться им. Моя мечта — открыть несколько галерей в Москве и Петербурге, где такие люди, как вы, господа, могли бы устраивать открытые экспозиции. Скольких шедевров еще не видел русский народ! А ведь мы не беднее европейцев и американцев. Если вскрыть все наши запасники, то Третьяковка, Эрмитаж и Русский музей будут походить на деревенские сараи по сравнению с небоскребом.
— Очень благородная идея.
Все подняли бокалы и выпили шампанское.
Потом пришли грузчики и вынесли картины через черный ход. Володарский и Шестопал ушли.
Оставшись наедине с дамой своего сердца, адвокат нежно поцеловал ее в шейку. Так было удобней: Кира была выше его на полголовы, к этому можно добавить, что и моложе на шестнадцать лет. Любовь зла…
— Мне кажется, Додик, я услышала отличную идею.
— О чем ты, дорогая?
— Мы же видели с тобой банковские ячейки в вотчине Шестопала. Они достаточно просторны.
— На что ты намекаешь?
Кира закурила, взяла свой бокал с шампанским и отошла к окну.
— Я не намекаю, а предлагаю хранить в них подлинники. Более надежного места не подберешь.
— Надежного? Ты слышала об алмазах?
— Он все врет. Неужели ты не понимаешь, что Шестопал специально подбрасывает тебе клиентов? Он всячески напрашивается в друзья. Шестопал делец, хороший банкир, но ни черта не смыслит в искусстве. Он не купил ни одной картины без твоей консультации. Такой человек, как ты, нужен ему как воздух. Вот он и лезет из кожи вон, дабы угодить, ведь для тебя-то он ничего не значит.
Добронравов рассмеялся.
— Остроумно! Хранить украденные у банкира подлинники в его же банке… В этом что-то есть.
— Я плохого не предложу, Додик. И обычно имею привычку думать, перед тем как сказать. Шестопал может и не знать о том, что ты арендуешь сейф в его банке. Такие мелочи оформляются через менеджеров. Подумай над моими словами на досуге.
Он приблизился к ней и обнял за талию.
— И что бы я без тебя делал?
— Числился бы в адвокатуре, спасал уголовничков от эшафота. Тоже, конечно, дело важное, но не настолько прибыльное. С твоим умом и моей фантазией мы способны мир перевернуть.
— И, кажется, он уже качнулся.
Она поставила бокал на подоконник, повернулась к нему и прильнула губами к его рту.
16 августа 1996 года
Госпоже Белокуровой в центре Петербурга принадлежала однокомнатная квартирка, в которой стояла вечная духота и не выветривался табачный дым. Нелли Юрьевна курила очень много, но страшно боялась сквозняка, а потому в ее доме даже форточки не открывались и гардины были всегда плотно прикрыты. Она любила пить кофе с ликером, смотрела телевизор и занималась своими кошками. На улицу Нелли Юрьевна почти не выходила. Разве что в магазин или в гости к Анне, которую не любила, но другой возможности выйти в свет не имела. Раз или два в неделю Нелли посещал любовник, которому она и отдавала всю свою накопившуюся от безделья энергию. Иногда забегала Ника. Свою племянницу Нелли лелеяла и баловала по мере возможности. Ника на глазах превращалась в женщину, и тетка за нее беспокоилась. Самый опасный возраст, когда девушки делают большие глупости. Приходилось учить малышку правильным взглядам на жизнь, уловкам, хитростям и многому другому.
Сегодня Ника пришла особенно взволнованной. Девочка не была наивной дурочкой, какой ее все еще считали. Она уже многое понимала, а главное, знала, как и сколько можно говорить. Разбивая свои секреты на дозы, сбрасывала с языка ровно столько, сколько требуется на определенном этапе.
Прошло почти три месяца после визита странной колдуньи, внушившей матери, будто все беды в доме исходят от младшей дочери. Мать начала действовать. Из малой гостиной исчезли девять эрмитажных картин. Они были проданы какому-то новому русскому из Москвы за двенадцать миллионов долларов. Деньги лежали в банке. Ника прекрасно знала, что все состояние достанется сестре, а она останется с носом. Матери жить год или два, и тогда все пропало.
— Чем ты так взволнована, дочка? — спросила Нелли, встретив на пороге племянницу.
— Сделай мне кофе, тетя, нам надо серьезно поговорить.
В голубом шелковом халате, затянутом широким поясом на тонкой талии, Нелли выглядела достаточно соблазнительной женщиной в свои пятьдесят пять. Фигуре ее могли позавидовать и молодые красотки. Неудивительно, что она имела любовника.
Чашки с дымящимся ароматным напитком стояли на столе, родственницы закурили. На то, что Ника баловалась сигаретами в шестнадцать лет, Нелли не обращала внимания. Только бы не наркотики.
— Что за пожар полыхает в твоей еще не оформившейся грудке? Влюбилась? Но этот этап мы как бы уже проходили. Он оказался недолгим.