Мистер Келли беспомощно поднимает руки, будто ему надоело слушать этот бред, и он готов сдаться. Но неожиданно с силой толкает сына в грудь, отбрасывая его к окну и говорит:
– Мы живем в четвертом измерении, сынок. Время остановилось. Для меня ты как был, так и остался десятилетним мальчишкой в футбольной майке, падающим задницей в грязь. Никчемный ты человек.
Он снова толкает Спенсера в грудь, но Спенсер не уступает, как и подобает вновь провозглашенной Республике. Кончиками пальцев он нерешительно толкает в грудь отца. Отец, похоже, этого даже не замечает.
– Что подумала бы Рэйчел, будь она жива, и посмотри, как ты себя ведешь? – шипит мистер Келли.
Мастерским апперкотом в челюсть мистер Келли сбивает сына с ног. Прежде чем Спенсер успевает отреагировать, на него обрушивается серия ударов, два левых хука в лицо и три правых. Спенсер приподнимает руки, пытаясь защититься, выставляет вперед локти. Мистер Келли лупит его по рукам и под дых. Спенсер тяжело и часто дышит и пытается увернуться. Отец, пригнув голову, выбирает новый угол для атаки, и Спенсер инстинктивно выбрасывает руку вперед и бьет отца точно в нос.
Его отец, его папа, мистер Келли, удивленный, нет – пораженный происшедшим, падает спиной на ковер. О боже, думает Спенсер. Он помогает отцу сесть на кровать, где оба принимаются вытирать ему лицо. Отец качает головой. Кажется, он не верит в случившееся.
– Все нормально, папа. Все хорошо.
– Я поверить не могу, – говорит отец. – Ты умеешь боксировать.
– Просто так получилось.
– Средний вес, – бормочет папа. – Немножко побегаешь и сбросишь до легкого, даже до сверхлегкого. Спенсер, мальчик мой.
Бой вряд ли длился больше девяноста секунд, но они оба, отец и сын, замечают, что все бесповоротно изменилось. Наконец-то, думает республиканец Спенсер, похоже, я дожил до начала новой жизни.
1/11/93 понедельник 15:12
Если не брать в расчет великолепную мисс Бернс, сегодняшний день утвердил Генри Мицуи в вере, что большинство людей банальны, как вчерашние газеты. Спенсер и мистер Уильям Уэлсби, два взрослых человека, пока еше не поздно, не могут вмешаться и спасти мисс Бернс. Сейчас они, похоже, испугались, что он отравит себя. Интересно, хоть один представляет себе, что такое верность идее? Генри не может жить без Мисс Бернс. А это не шутки.
– Ты не сможешь отравиться, – сказал Спенсер. – Сейчас придут смотреть дом. Итальянцы.
Спенсер мог бы еще подумать о ребенке в другой комнате и о несданных в библиотеку книгах, но не стал этого делать. Он двинулся к Генри Мицуи, рассчитывая силой завладеть кружкой с отравленным супом. Генри поднес ее еще ближе к губам. Спенсер отступил назад. Генри мысленно засчитал себе несколько очков за победу в этой короткой схватке, надеясь, что мисс Бернс думает так же. Но почему же она тогда качает головой, берет свою кружку с супом и выходит из комнаты?
– Где Триггер?
– Он в воде, в вазе, – ответил Уильям, загораживая Грэйс проход к раковине. Она упорно пыталась заглянуть ему за спину. – Я же сказал, он в вазе.
– Ты лжешь. Его отравили.
Уильям схватил полотенце и накрыл вазу.
– Хорошо, – сказал он, повернулся, не выпуская вазу из рук, и приподнял ее повыше, чтобы Грэйс не смогла ничего увидеть. – Его отравили, но он не умер. Ему просто нехорошо.
– Дай мне посмотреть.
– Его нужно держать в темноте, как больного. Он отдыхает.
– Правда?
Триггер был мертв. По правде говоря, его даже не было в вазе. Уильям ухитрился достать его так, чтобы Грэйс ничего не заметила. Теперь окоченевшее тельце Триггера лежало в правом кармане брюк Уильяма. Это происшествие его воодушевило. Оно подействовало на него, как откровение, и он уже знал, что делать. Самой важной задачей, если не считать выхода на улицу, было принести из сарая оставшуюся рыбку и поместить ее в вазу так, чтобы Грэйс ничего не заподозрила. В противном случае, вся ее жизнь пройдет в уверенности, что мир жесток и населен маньяками, которые имеют право врываться в дом в разгар ее дня рожденья и убивать ее любимых рыбок.
– Ему нужен свежий воздух, – сказал Уильям.
– Я видела, как он плавал кверху пузом.
– Он расслаблялся. Он плавал на спине. Пойдем на улицу.
Не выпуская из рук вазу, накрытую полотенцем, и объясняя Грэйс правила игры в крикет, Уильям на ощупь дошел до двойной двери в гостиную. Слава богу, нет дождя. Грэйс не отставала. Он поставил вазу на балюстраду и взял с Грэйс слово, что она ни при каких обстоятельствах не будет туда заглядывать. Сам он пойдет к себе в сарай и принесет оттуда специальное лекарство для отравленных рыбок.
– Грэйс, – строго сказал Уильям, – если ты хоть на самую малость приподнимешь полотенце, Триггер погибнет.