Ей захотелось в туалет, но вдруг человек в странном свитере уже ждет ее там, чтобы отравить? Она скрестила ноги и сделала пируэт, как балерина. Если Триггер умер, может, произойдет что-нибудь такое же неожиданное, и все опять будет хорошо? Если он все-таки мертв, то это определенно – какой-то судьбоносный знак, указывающий на нечто важное. Ей откроется что-то настоящее в ее теперь уже десять лет, и она достаточно взрослая, чтобы знать правду.
Она решила заглянуть в вазу.
Уильям, наконец, добрался до первой ступени каменной лестницы на террасу. Он шел, согнувшись, с вывалившимся от усталости языком, держа в вытянутой руке синюю формочку. Свободной рукой держался за перила лестницы, поднимаясь к террасе, шаг за шагом, шаг за шагом.
Грэйс потрогала полотенце, взялась за край и стала приподнимать его.
Снизу, из-за угла показалась голова Уильяма – он полз на коленях. Он видел, что Грэйс собирается заглянуть в вазу, но так запыхался, что не мог говорить. Вот она сняла полотенце с вазы из-под фруктов. Ваза с водой была пуста, никакой рыбки: и что же за урок она должна из этого извлечь?
Уильям поставил на пол форму для песка, перед глазами – темная пелена. Кажется, к нему подошла Грэйс. Он поднялся, жестом попросил ее отойти, и его вырвало на балюстраду копченой рыбой.
Генри держал кий в одной руке, а кружку с ядом в другой.
– Тебе придется поставить кружку, – сказала Хейзл. – Ты не сможешь загнать красный шар в лузу одной рукой, если, конечно, это не будет рука провидения.
Генри сомневался. Он не знал, стоит ли делать на это ставку, не будучи уверенным в результате. Конечно, он верит, что Хейзл предназначена ему судьбой, иначе зачем тогда он ударил отца, зачем искал этот дом, зачем так ревновал Хейзл к Спенсеру Келли (лежащему в коме с открытым переломом черепа на железнодорожном полотне)? Если все это не зря, логично предположить, что стоит ему попасть белым шаром по красному, как тот угодит точно в лузу. Думать иначе – не что иное, как трусость, которая может оскорбить и отпугнуть провидение. Он должен действовать смелее и быстрее, чем его соперник. Спенсер ударил и промахнулся, и все-таки что-то мешало ему выпустить из рук кружку и сделать свой удар.
– Откуда я знаю, что вы поступите, как обещали?
– Ты любишь меня, Генри. Ты же не мог влюбиться в женщину, которая не говорит тебе правду. Дай мне кружку.
– И если я забью шар в лузу, вы за меня выйдете?
– Да, выйду, если красный шар окажется в лузе.
Генри не может позволить себе сомневаться. Он верит, что его с Хейзл связывает не банальный английский флирт. Ведь женщина, которую он любит и на которой намерен жениться (скромно, тихо, в Барбурне, графство Вустер), – совершенно необыкновенная женщина.
– Как я могу быть уверен?
– Уверен в чем?
– В том, что вы за меня выйдете.
– Нам был дан знак, Генри. Никто из вас не умеет играть в бильярд, поэтому только судьба может выбрать победителя.
– Но почему бильярд? – спросил Спенсер, соображая, как он мог на такое вообще согласиться. А вдруг Генри – чемпион Японии по бильярду? – Какое отношение бильярд имеет к нам?
– Такое же, как и ко всему остальному, или никакого. Смотря как к этому относиться.
– И как ты к этому относишься?
– Все на свете имеет отношение ко всему на свете. Даже бильярд. Сейчас очередь Генри.
– И вы обещаете выйти за меня? – задал вопрос Генри.
– У меня не останется выбора.
– Нет, пообещайте! Дайте мне слово!
– Послушай, Генри, – сказала Хейзл, – если ты попадешь красным шаром в лузу, и после этого я не выйду за тебя замуж, тогда все свои будущие несчастья я буду объяснять тем, что нарушила волю провидения. Я буду жалеть, что не поняла знак свыше. Я говорю очень серьезно. Я решила наконец поверить в то, что мы соединены с чем-то большим, чем мы сами, и что это нечто посылает нам знаки. Называй это как хочешь – Богом, Судьбой, Провидением. И если ты загонишь красный шар в лузу и я выйду за тебя, и мне будет с тобой плохо, я буду утешаться тем, что такова моя судьба, не упрекну тебя и ни о чем не пожалею.