Короче: сегодня первое ноября 1993 года, и Спенсер сейчас не в Понтипридде или Дорчестере, не в Райдейле или Итоне, не в Нортфлите или Телфорде, не в Дройтвиче или Галифаксе. У него нет автомобиля – ни «пежо», ни «форда», ни «воксхолла», – ни постоянной работы, ни любящей жены, ни сына, наделенного необыкновенными способностями к спортивным играм с мячом. Зато он еще может прожить любую из этих жизней, и его безделье не приносит разочарований.
Иногда он задумывается, хоть и не очень часто, над тем, что, возможно, существуют лучшие способы смиряться с неудачами, однако ожидание чуда к ним, однозначно, не относится.
Звонит телефон. Уже поздно, на улице темно, Спенсер нехотя идет в коридор и снимает трубку. Звонит Хейзл и, как раньше, без какого-либо вступления произносит:
– Ты помнишь эту игру? Ну же, «Прямо сейчас»?
– Разумеется, помню.
– Что ты делаешь прямо сейчас.
– Разговариваю с тобой по телефону.
– Давай встретимся.
– Когда?
– Сейчас.
– Что? Сейчас?
– Прямо сейчас.
– Ты хочешь сказать, прямо, прямо сейчас?
– Сегодня, сейчас. Давно пора, черт возьми!
1/11/93 понедельник 16:48
Закат. Из окна спальни виден бледно-янтарный неосвещенный козырек уличного фонаря, над крышами домов истекает кровью день. Спенсер лежит на матрасе. Он лежит голый, под одеялом. Хейзл стоит между окном и матрасом, снимает платье через голову. Она поеживается от холода, прикрывает грудь ладонями и залезает под одеяло к Спенсеру. Они крепко прижимаются друг к другу, чтобы поймать ощущение теплых тел, согревающейся кожи. Наконец-то они чувствуют, что начинают жить настоящим.
Интересно, почему они не делали этого раньше – даже не пытались? И не обязательно лежать в постели, просто можно провести вместе целый день. Может, в детстве они пропустили какой-то важный знак – знак судьбы, указывающий, как им себя вести, кем стать и как со всем справляться. Но если знак был послан именно им, как же они могли его не заметить? Вот они лежат в одной постели, голые, здесь и сейчас, даже обнимают друг друга, а никакого знака, подтверждающего правильность происходящего, и в помине нет. Откуда же им знать, что они сейчас в нужном месте и с нужным человеком?
Спенсер тихонечко отодвигается от Хейзл и спрашивает:
– Ты что, правда бы вышла за него, если бы он загнал красный шар в лузу?
– Думаю, что да.
Спенсер понимает, что верит ей. Это пугает и интригует его одновременно.
– А вдруг бы он оказался профессионалом.
– Но не оказался же, правда?
– Ты что, серьезно, вышла бы за него тогда?
– Может быть. К тому же он богатый, и мне безумно понравился его свитер.
Спенсер начинает щекотать Хейзл, она уворачивается, он ухитряется ущипнуть ее и тут же получает ответный тычок, сегодня первый день месяца.
– Но забил-то шар я, – радостно говорит Спенсер. – Вошел как миленький.
– У тебя было на ход больше.
– Дома и стены помогают.
Хейзл вытягивает руку и дотрагивается кончиком указательного пальца до указательного пальца красно-белой вязаной перчатки, висящей над кроватью.
– Перчатка любви, – произносит она, глядя на нее. – Любовная перчатка.
Спенсер проводит ладонью по ее руке от локтя к плечу. Он удивляется своей внезапной уверенности в очевидной значимости этого мгновения, словно оно уже успело превратиться в воспоминание. Он понимает, что если возможность поймать первое мгновение события или решения, способного изменить жизнь человека, вообще существует, то именно сейчас он сможет это сделать. Он спрашивает Хёйзл, о чем она думает. Она опускает руку и крепко прижимается к нему под одеялом.