Они долистали до конца, переглянулись и хором заржали.
— Наш сторож здорово удивится.
— Наш сторож быстро уволится! Но вообще, конечно, это не дело. Набери-ка Михаил Васильича.
Ночь. Кладбище. Тишина. По идее, полнолуние, но луны не видно из-за облаков. Тихий шорох разгребаемой земли.
Одна из надгробных плит тихонько приподнялась. Из-под нее выглянула усохшая стариковская голова. Убедившись, что все тихо, зомби выполз из-под плиты и пошатался через ряды могил. Дойдя до нужной, он вытащил из кармана брюк маркер и…
— Стоять, полиция! Руки над головой!
Свет фонаря высветил зомби во всей его полуистлевшей неприглядности. Зомби прищурился. Навстречу ему шел человек в форме. За ним маячил еще один, с камерой.
— Майор Удалой Михаил Васильич. Хулиганством занимаетесь, Борис Даудович?
Зомби заморгал.
— Какое хулиганство, товарищ майор? Вот, у приятеля моего буква на надгробье стерлась, подновить хотел…
— Приятель, значит… Сейчас посмотрим, что за приятель!
Михаил Васильевич постучал в надгробную плиту:
— Эй, Лев Абрамыч! На пару слов!
Плита сдвинулась. Из-под нее сердито блеснули глаза.
— Ну, что тут? Сплю я!
— Михаил Васильич Удалой, майор. Ваш друг Борис Даудович утверждает…
— Ах, друг! Да я ему сейчас…
Через секунду два зомби стояли по разные стороны надгробья и орали друг на друга. Первый замахнулся. Второй увернулся. Первый бросил в него искусственный цветок. Второй подобрал камень…
— А ну, стоять!
Зомби замерли.
— Устроили тут. — Михаил Васильевич покачал головой. — Взрослые люди… Ну-ка сядьте и расскажите толком, из-за чего сыр-бор.
Они враждовали всегда. Никто уже толком не помнил, с чего это началось, но, кажется, с чего-то серьезного. Они жили сначала в соседних квартирах, потом на соседних улицах. Ходили в одну школу, один университет и один клуб пенсионеров. Оба увлекались теннисом и шахматами, и каждый поединок был для них смертельным боем. Они звали друг друга “придурок” и “говнюк”, и никогда по имени. Пять лет назад один из них умер. Второй каждые выходные приходил на его могилу, ел его любимые сладости и припоминал, сколько раз сделал его в турнирах. Потом умер и второй. Его похоронили неподалеку.
— Сперва я тихонько лежал и никого не трогал, — говорил Борис Даудович. — Но две недели назад приходит мой внучек, моя кровь, моя гордость! С его внучкой! И говорит, что они скоро поженятся! У меня аж сердце остановилось! Его внучка! Приворожила парня, не иначе.
— Кто приворожил? Это твой мою зайку, мое солнышко охмурил, наплел ей с три короба, она девочка наивная…
— Молчать! — Михаил Васильевич вынул из сумки блокнот. — Значит так. Сейчас я вас просто предупреждаю. Надеюсь на вашу сознательность. Но если вы не прекратите…
— И что? В тюрьму посадите? — Лев Абрамыч хихикнул. — Штраф выпишете?
— Кремирую.
Зомби застыли.
— А теперь — по могилам. И чтобы тихо.
Непримиримые враги мрачно переглянулись. Лев Абрамович полез под плиту.
— Жаль, — вздохнул Борис Даудович — Было весело.
— Эммм… — подал голос Николай. — Есть одна мыслишка, Михаил Васильич. Если не возражаете…
Месяц спустя в офисе фотографов зазвонил телефон. В общем-то, он звонил постоянно, и Жанна уже немного охрипла отвечать.
— Паранормальные фотографы, слушаю вас! Здравствуйте! Конечно помним! Как ваши зомби, притихли? О. Э-э-э… Я уточню.
Она повесила трубку и расхохоталась.
— Коля, помнишь твою блестящую идею? Ну, про столы для тенниса на кладбище?
— Что, провалилась?
Жанна покачала головой. Ее душил смех.
— Наоборот. Имела успех. Теперь нас зовут на городской турнир по настольному теннису среди умертвий. Почетными гостями…
Николай взвился с места, схватил куртку и подхватил Жанну под руку.
— Мы не можем. Мы немедленно улетаем в Сочи. Я уверен, у нас там очень важное дело!
… и дверь офиса громко захлопнулась.
Нарисованный монстр
Сережка сидел под одеялом и боялся. По комнате ходил монстр. Он прятался в темноте и примеривался, как бы слопать Сережку, и только золотистый свет ночника спасал мальчика от его зубищ.
Пять минут назад тут были мама с папой. Они тщательно проверили комнату, а папа даже залез под кровать. Никакого монстра они не нашли, и это значило только одно. Монстр был невидимым.
Сережка чуть-чуть приоткрыл одеяло и выглянул наружу. Все было тихо. Тогда он осмелел и тихонько вытащил из-под одеяла руку. Рука нащупала на тумбочке блокнот и карандаши.
— Ты не станешь меня есть, если я тебя нарисую? — прошептал Сережка.
Темнота заинтересованно промолчала.
— Ладно. Договорились.
Мальчик сосредоточенно зачиркал по листу.
Когда он проснулся, карандаши и блокнот лежали на прежнем месте на тумбочке. Никакого рисунка в блокноте не было. Сережка не удивился. Ему часто снилось, что он рисует. Огорчало другое — рисунок во сне был действительно хорошим, но Сережка никак не мог вспомнить, что же на нем было. Кажется, какой-то невидимый монстр…
Выли сирены. Плескался свет мигалок. Пожар почти потушили, жильцов вытащили, и мчсники уже выходили из здания, когда перекрытия рухнули. Второй этаж провалился внутрь.
— Серега!!!
Свет мигалок. Каталка. Кислород. Его загрузили в скорую, и она сорвалась с места и с диким воем полетела по улицам города, из горящего ада — в белую и стерильную тишину.
Серега ничего не чувствовал. Он все понимал, все видел, но это происходило как будто не с ним. Не с его телом. Да и было ли оно, это самое тело? Разве так называется эта штука на каталке? Нет, совсем оно не похоже на двадцатипятилетнего здорового парня, который совсем недавно выехал на вызов. Это не он. А значит, и волноваться об этом совсем не стоит…
— Господи, господи, да что же это от него осталось…
— Не хнычь! Возьми себя в руки! Не таких вытаскивали!
Сергей плыл. Маленький мальчик один в комнате, темно, горит ночник. Маленький мальчик прячется под одеялом. Где-то ходит невидимый монстр…
— Вторая свободна, катим туда.
— Давайте, поднимаем насчет три. Раз, два…
Мальчик любил рисовать. Почему же перестал? Ах да, учеба. Он рисовал слишком часто, даже ночами, и мама отобрала у него карандаши. Ведь он совсем не высыпался, не мог сосредоточится на занятиях, и вообще, сколько же можно, этим сыт не будешь…
— Три!
Рывок. Над Сергеем — яркая лампа и лицо хирурга в маске. Хирург наклоняется к самому его уху.
— Ты будешь жить и все будет хорошо. Обещаю. Ведь ты меня нарисовал…
Сквозь маску проступила улыбка-зубищи. Сергей широко распахнул глаза и рухнул в небытие.
— Боже, господи, да за что же ему… Мальчик мой…
Сергей проснулся в палате. Мать сидела рядом и рыдала. Она выглядела маленькой, постаревшей, потерянной.
— Мам, не плачь, — сказал Сергей спокойно.
Она быстро вытерла слезы.
— Да, конечно… Ничего, главное, живой. МЧС тебе, конечно, пенсию выделит, или компенсацию, да и я еще работаю. Коляску мы тебе купим, потом, может, и на протезы наберем, они сейчас такие бывают, от настоящих ног не отличишь… Проживем. Ты не беспокойся. Проживем как-нибудь. Ой, боже, господи…
Она снова заплакала.
— Да как же ты теперь будешь?..
— Не плачь, мам, — все так же спокойно повторил Сергей. — Все будет хорошо. Я буду рисовать.
— Да как же? Да разве же…
… этим заработаешь, — мысленно закончил он за мать, закрыл глаза и снова заснул. Его обступили монстры и демоны. Но он знал, как с ними быть.
Иришка сидела на кровати, и одеяло было ее крепостью. Крепость жила, пока рядом горел ночник. Там, по другую сторону его света, бродили монстры.
У Иришки был поролоновый меч. Она готова была защищаться.
Дверь тихонько открылась, и в комнату въехал папа. Обычно он приносил с собой книжки, и Иришка засыпала под его голос, но в этот раз у него на коленях лежал блокнот и карандаши. Это был папин хитрый план.