Еще через пять минут они очутились у подножия склона, до океана осталось кварталов десять — двенадцать. Машин на улицах прибавилось, всадники въехали в оживленный район и поскакали посреди мостовой, Грофилд — впереди, Элли — за ним.
— Я видела, где причалил катер! — крикнула Элли. — Нам надо свернуть направо!
Грофилд кивнул и махнул правой рукой, давая понять, что слышал ее. Улица вела к широкой авениде, тянувшейся в обе стороны и разделенной газоном. Благодаря ее планировке город и имел форму буквы «С». Тут Грофилд свернул направо, и они с Элли поскакали сквозь самую гущу транспортного потока среди легковушек, грузовиков и ярких пляжных багги, приближаясь к причалу, возле которого отшвартовался катер.
И вдруг откуда-то слева послышались крики. Грофилд посмотрел туда и увидел голубой «крайслер», из которого вываливалась целая шайка. Все они орали и указывали пальцами на Грофилда и Элли. А потом вдруг перестали указывать и начали целиться из пистолетов, крича:
— Стой! Стой!
— Уходим! — завопил Грофилд.
И вонзил пятки в ребра лошади. Та рванулась вперед. Элли пристроилась сбоку, и они поскакали посреди авениды, сопровождаемые криками и гиканьем. Грофилд оглянулся через раненое плечо и увидел бегущих преследователей и лихо разворачивающийся «крайслер», который помчался прямо по разделительному газону, нагоняя беглецов.
— Ноооо! Ноооо! — заорал Грофилд в ухо своей лошади, так наклонившись вперед, что его голова оказалась на одном уровне с головой лошади, и он увидел ее неподвижный глаз и услышал храп. — Ноооо! Ноооо!
Слева по ходу стояла вереница черных безвкусно-роскошных лимузинов, и Грофилд понял, что главные события разворачиваются именно здесь. Он направил лошадь прямо в поток машин, и какой-то пляжный багги едва успел затормозить.
Народ уже собирался рассаживаться по лимузинам. Вся эта толпа людей в мундирах и строгих костюмах повернула головы и с разинутыми ртами глазела на Грофилда, за которым гнались бегуны и мчался «крайслер». В воздухе свистели пули.
Грофилд осадил лошадь, только когда поравнялся с первым лимузином, да так резко, что она даже попятилась назад. Лошадь не успела остановиться, а Грофилд уже спрыгнул на землю. Приземлился он неудачно, не успев вытащить левую руку из-за пазухи сорочки, и не мог опереться на нее; Грофилд тяжело рухнул, покатился кубарем и остановился у ног всех этих людей. Шатаясь, он кое-как встал, позвал: «Элли! Элли!» — и увидел, что она летит к нему по воздуху, раскрыв рот и размахивая руками. Они столкнулись, он снова упал и тотчас очутился в лесу, где росли ноги в черных ботинках. Нигде не было ни единой прогалины. Элли лежала на нем, как мешок с зерном.
Он все же сумел выговорить:
— Вставай. Вставай.
Но она не пошевелилась, а он был бессилен ей помочь. Грофилд лежал пластом, все тело страшно болело, воздуха не хватало.
Свара кончилась через две-три секунды. Лес ног расступился, появился свет, послышались многочисленные голоса, произносящие диковинные слова, а потом чей-то голос воскликнул:
— Эллен Мэри! Эллен Мэри!
На этот раз она пошевелилась, слезла с Грофилда, и он увидел красную полоску на белой блузке у ее левого плеча. Он сказал:
— Эй!
Но новый голос был более настойчив, он опять и опять выкрикивал имя Элли, и Грофилд понял, что не сможет привлечь к себе ее внимание. Она сидела рядом с ним, ничего не соображая и озираясь в толпе, будто кого-то выискивала.
Ценой огромных усилий Грофилд сел, протянул руку и хотел коснуться плеча Элли, но тут вдруг кто-то прорвался к ней через толпу и опустился на колени. Человек был седовласый, плотного сложения, холеный, наверняка ее отец. Он протянул к ней руки, хотел коснуться ее лица, но вдруг отпрянул и сказал:
— Ты ранена.
Вокруг них бушевало море звуков, и только отец и дочь стояли будто на каком-то островке тишины, Грофилд еле-еле услышал, как она сказала:
— Да.
И тут снова послышался голос ее отца:
— Они стреляли в тебя. Они хотели тебя убить. Дочь ответила:
— Так и убивают. Неужели ты не знаешь? А потом воцарилось безмолвие, никто уже ничего не говорил, все просто переглядывались, а Грофилд сидел, держа свою левую руку на перевязи, и ждал, что же будет дальше.
А дальше было вот что. Опять поднялся крик, и главным словом в этом гомоне было имя: «Генерал Позос! Генерал Позос!» А потом один парень вошел в круг этих орущих ублюдков. Не обращая на них внимания, он положил руку на плечо отца Элли и сказал ему: