Выбрать главу

Перед ним сидел знаменитый голливудский актер, приобретший славу и состояние на фильмах о Вьетнаме, фильмы его Римо не нравились - на вьетнамскую войну это было похоже так же, как "Эмпайр стейт билдинг" на индейский вигвам. Римо вспомнил - ведь у этого типа есть сын, тоже актер, который сподобился продолжить отцовский промысел. Тоже снимался в фильмах о Вьетнаме. Ни одного из них Римо, правда, не смотрел. Его несколько коробили заявления папы с сыном о том, как глубоко проникли они в психологию ветеранов вьетнамской войны, побывав под обстрелом холостыми патронами на гавайском побережье, где снимались их фильмы.

Сам Римо хорошо помнил ту войну.

- А вы случайно не?.. - начал Римо.

Актер резко оборвал его:

- Автографов не даю.

- Да мне и ни к чему, - Римо снова пожал плечами. - Я хочу вам помочь, серьезно. Ужасно грустно видеть вас в таком положении. Но... почему вдруг вы оказались на улице? Разве ваши дети не могли позаботиться о вас?

- Что значит - не могли? Они и заботятся. Вон, сзади сидят. - Актер кивнул на две фигуры, привалившиеся друг к другу несколькими ступенями выше. - Оба здесь.

Ну да, вспомнил Римо, ведь у него два сына. И младший - тоже актер. Черт, наглухо вылетела их фамилия. И оба парня в таких же лохмотьях...

- Акция протеста, понял? Против бесчеловечного обращения правительства с бездомными, - прервала его мысли кинозвезда.

- И как же вы протестуете? Одеваясь в лохмотья?

- А ты чего хотел? Лучший способ понять кого-то - пожить так, как он, - осклабившись, актер извлек из бумажного пакета бутылку виски.

- Вы бы лучше пожертвовали в какой-нибудь социальный фонд.

- Это помогло бы лишь сегодняшним бездомным. А как быть с завтрашними? С будущими поколениями лишенных крова? Нет, поправить дело может лишь политическая акция. Чего не хватает сегодняшней Америке - так это стыда!

- Но если все богатые люди будут жертвовать на социальные нужды, наверняка не будет больше бездомных в Америке, - в который раз пожал плечами Римо.

- Значит, если я актер и мой годовой доход выражается семизначной цифрой, я должен направо и налево раздавать свои бабки, да? Я их, знаешь ли, заработал. Так с какой стати мне делиться с теми, кто и не почесался ради этого? Я на съемках "Армагеддона вчера" едва Богу душу не отдал. Ты сам поделился бы с первым встречным деньгами, за которые жизнью рисковал, а?

- Если бы это кому-то помогло - да, - кивнул Римо.

- Все равно это не решение проблемы.

- А фильмы ваши - барахло! - И Римо отвернулся.

Соседкой актера оказалась полная женщина в рваном розовом свитере, натянутом на хлопчатобумажное платье.

Римо присел около нее.

- А что думаете вы, мэм? Сможет эта... мм... процессия на ступенях Капитолия помочь вам обрести потерянное жилище?

- Никакое оно не потерянное! - огрызнулась женщина. - Скажу больше вам бы такое. К вашему сведению, я - президент Вспомогательной женской лиги при Совете американских церквей. И я слышала, какие мерзости вы говорили нашему доблестному борцу за права обездоленных. Вам следовало бы знать, молодой человек, что дармовые деньги никогда не решат никаких проблем. Вынудить правительство принимать больше социальных программ - вот единственный путь покончить с общенациональным бедствием.

- Разумеется. - Римо поспешил удалиться.

Следующим его собеседником оказался пыльного вида молодой человек. Римо принял его за мусорщика. Он оказался аспирантом Гарварда, работавшим над диссертацией о бездомных, под которую получил двухмиллионный грант. Попались Римо также два репортера столичных газет, которые у него на глазах тут же передрались из-за того, кому принадлежат исключительные права на завтрашнюю публикацию.

- Хоть один настоящий бездомный тут есть?! - возопил Римо с верхней ступени лестницы, оглядывая людской муравейник.

Руку поднял гарвардский аспирант.

- Родители на прошлой неделе выгнали меня из их дома в Майами. Есть!

- Вот и сиди тут. - Один из сыновей актера поднялся и принялся резво спускаться вниз по ступеням. - Я со всяким дерьмом не общаюсь. Пока, я пошел.

- Я с тобой, - поднялся вслед за ним его братец.

- Сесть, ублюдки! - взревел их папаша. - Где ваша общественная совесть, подлецы?

- У тебя в заднице, - хором ответили детки.

- Там же, где и твоя, - снизошел до разъяснений старший сынок. - Тебе до всего этого дерьма примерно столько же дела - только ты хочешь сделать рекламу для очередной твоей говенной картины, папочка. Про семью бездомных - с нами, разумеется, в главных ролях. Мой совет - пошли это к черту. Потому как мой счет теперь раза в два побольше. В связи с чем, родитель, я начинаю собственный проект.

- Ах ты, неблагодарный урод! - загремел отец, вскакивая.

На ступенях завязалась драка, и Римо, неприязненно поморщившись, проследовал далее. На сей раз он не стал скрываться от полицейских, и один из них окликнул его.

- Эй, мистер, вы тоже участник демонстрации?

- Ну нет, - Римо покачал головой.

- Тогда мне придется попросить вас уйти отсюда. Право на участие только по персональным приглашениям, сэр.

- Как это я сразу не догадался, - хмыкнул Римо. Подумав, он остановился. - Слушайте, а настоящих бездомных вы здесь когда-нибудь видели?

Полицейский скептически взглянул на Римо.

- В Вашингтоне? Где работает правительство? Да вы что, сбрендили, мистер?

- Похоже, не я один, - пробурчал себе под нос Римо, кинув последний взгляд на ступени, где орава псевдоотщепенцев готовилась к последнему и решительному протесту.

Чиун, Мастер Дома Синанджу, ждал Римо в номере гостиницы в Джорджтауне, который они сняли на двоих несколько дней назад.

- И скольким же бездомным мы помогли сегодня? - ядовито поинтересовался он, когда Римо появился в дверях.

- Об этом, - мрачно ответил Римо, - я не желаю разговаривать.

Усевшись на диван, Чиун демонстративно повернулся к Римо спиной и уставился в телевизор. Все то время, что они работали в Штатах, телевизор был его первым и единственным развлечением. Римо, однако, не мог спокойно лицезреть восседающего на диване Чиуна. Чиун был корейцем - за восемьдесят, хрупкого сложения, с жидкими седыми прядями на подбородке и над воротником кимоно... В общем, место ему было на тростниковой циновке. Раньше, в старое доброе время, он и мог сидеть только на ней...