О них, папе и сыне, писали газеты. В газетах мелькали фотографии, где пожилой и молодой в одной кабине за штурвалами. Молодой слегка склонил голову к пожилому, а тот, казалось, дает ему ценные инструктивные указания относительно глиссады, иммельмана или двойного восходящего разворота с полубочкой. На самом деле младший такие съемки терпеть не мог и отчаянно матерился, вгоняя в краску неопытных фотокорреспонденток. Корреспондентки плакали и прижимали к глазам крохотные платочки. Петр смягчался и успокаивал их, стараясь при этом не наделать глупостей и обойтись без детей.
Петр никогда не сходил с тропы подвигов и проверки возможностей собственного организма. На дальнем Севере он оказался единственным авиатором на местном аэродроме, кто согласился лететь к черту на рога, на потрескавшуюся льдину, спасать абсолютно незнакомых ему полярников. Выпив из самолетных крыльев спирт, предназначенный для борьбы с обледенением, Петр вывез людей, едва не ставших продуктовым деликатесом для банды оголодавших белых медведей.
Страсть к зелену вину у Петра яростно боролась со страстью к полетам. Борьба страстей выматывала его настолько, что стала отражаться на психологическом состоянии. А для пилота это — каюк! Но железный организм русского летчика Петра не подводил его и в самых экстремальных ситуациях.
А таких у него в последнее время прибавилось. В связи с окончательной гибелью отечественной авиапромышленности оставшийся в летабельном состоянии парк самолетов бросили на выполнение коммерческих рейсов. За деньги Петр соглашался лететь в самые провальные экспедиции.
Он возил ром и маис повстанцам в Гватемалу, а возвращался с фюзеляжем, изрешеченным пулями величиной с банан. Он доставлял оружие вечно рубящимся между собой арабам, а те в благодарность три месяца морили его жаждой в грязном зиндане, местной тюряге, населенной крысами, фалангами и сбрендившими от жары и бескормицы религиозными фанатиками. Рейсы в Африку для Петра тоже были не в диковинку. Он вывозил людоеда-диктатора в Европу и возвращался обратно с гуманитарной помощью — миллиардами презервативов для вымирающего от засухи населения. В Африке его знали хорошо, и он каждый раз изобретал новый способ изменить внешность, чтобы не быть поджаренным в обществе местных пряностей на ежегодном празднике урожая.
…По трапу очень высокого и большого самолета сбежал некто с самой рыжей бородой, какую себе можно представить. Ирина зажмурилась, досчитала до десяти, открыла глаза и только тогда согласилась признать своего единоутробного братца. Винсент топтался рядом в обнимку со старым школьным рюкзаком, в котором шевелилась Зизу. Она упорно пыталась высунуть мордочку и бросить последний взгляд на страну, в которой ей вряд ли когда еще придется побывать.
— Ай эм э пайлот! Чай нэйм из Питер! — весело орал «Барбаросса» и тискал сестру в железных объятиях. — Андерстэнд мой инглиш? Представляешь, пришлось сдавать экзамен по языку, чтобы получить сертификат для полетов на «Боингах!»
— А ты еще что-нибудь знаешь по-английски? — осторожно осведомилась Ирина.
— Не-а! — жизнерадостно откликнулся Петр. — А на фига? Салют, племянник!
Винсенту досталась порция родственных ласк, от которых у него еще пару дней не проходили синяки.
— Гони сюда лемура. — Петр подхватил рюкзак и по длинной траектории забросил его в отверстый настежь грузовой люк. Зизу жалобно пискнула. — Доставим в наилучшем виде! Экипаж подобрался — во! Орлы! Коршуны! Ястребы своего дела!
Ирине представилась возможность лицезреть «ястребов дела», уныло бредущих гуськом к самолету. «Ястребы» еле передвигали ноги, прятали глаза за темными очками и периодически прикладывались к бутылкам с холодной минералкой. Один из них, тощий и длинный, как чертежный карандаш 3Т, периодически ронял папку с картами. Видно было, как безумно больно ему собирать, поднимать и запихивать обратно в папку проклятые карты. В конце концов, их разнесло ветром по взлетной полосе. Штурман посмотрел вслед листочкам долгим взглядом, лениво плюнул, рассеянно махнул рукой и полез в кабину.
Ирина вздрогнула. Решив, что ошиблась, она с недоверием поинтересовалась:
— Не знала, что ты берешь пассажиров!
Петр безразлично наблюдал, как последний из «ястребов» попытался забраться в люк, поскользнулся и с грохотом скатился по металлическому трапу. Он долго ругался, стоя внизу и раскачиваясь. Из железного брюха гигантского самолета до ушей Ирины долетел утробный смех тех, кто уже сумел преодолеть препятствие и оказался внутри.