- Так точно, - ответил Петр и положил чистый бланк на стол перед маршалом.
Ворожейкин стал писать ходатайство в Москву, Закончив, приказал вызвать Николаева, офицеров штаба корпуса в кабинет Каманина. Когда генералы и офицеры вошли, маршал авиации подозвал к себе Николаева и спокойно, твердо сказал:
- Товарищ майор! С этой минуты вы назначаетесь командиром первой эскадрильи вашего полка. Бейте без пощады гитлеровских захватчиков!
- Товарищ маршал! Ваше доверие оправдаю!
А когда представитель Ставки от имени Президиума Верховного Совета СССР вручил Николаеву орден Красного Знамени и по-отцовски обнял его, пожал ему руку, летчик дрогнувшим голосом произнес:
- Служу Советскому Союзу!
Долгое время майор Николаев стоял молча. Крупные слезы, как горох, падали из его черных глаз, прямо на воротник реглана. Не часто увидишь, как плачет мужественный, смелый человек, не знавший страха в бою.
В кабинете было тихо и торжественно. Боевые друзья радовались за сослуживца. Ворожейкин подозвал порученца и приказал немедленно отправить в Москву ходатайстве о возвращении майору Николаеву всех боевых наград.
- Надеюсь и уверен, все, что заслужили раньше, товарищ майор, будет вручено вам генералом Каманиным, [146] - сказал маршал. - Еще раз желаю действовать так, как двадцать шестого октября в районе Уйфехерто. Я видел вашу работу и очень доволен ею.
В столовой, где обедали офицеры, капитан Павленко подсел к майору Николаеву и от души поздравил с такими большими событиями в его жизни. Офицеры разговорились. Николаев рассказал обо всем. Год назад совершил ошибку, был судим, и генерал Каманин под свою личную ответственность доверил ему штурмовик Ил-2, потом трижды ходатайствовал о реабилитации, но документы возвращали назад. Бывший заместитель командира, с которым у Николаева произошло столкновение, служит в вышестоящем штабе. Он-то и не давал хода делу.
- А вот сегодня маршал авиации Ворожейкин прямо-таки воскресил меня, - волнуясь, сказал Николаев. - Век не забуду. А доверие его оправдаю. Можете быть уверены.
- Да, Валентин, - Петр позволил себе назвать так майора. - Доверие - великая сила. Может быть, я говорю банальные вещи, но говорю то, что чувствовал, видел и пережил сам. Хоть и лет мне не очень много, но воюю вторую войну. И у меня были всякие начальники. Одни доверяли полностью, другие с оглядкой, а третьи просто не доверяли. В самом начале этой войны был моим начальником майор Гужов. Он не только мне, но и никому не доверял серьезной работы, боялся, как он говорил, чтобы его «под монастырь не подвели». Силился все делать сам, работал за себя и за весь отдел. У нас, конечно, руки опускались. Естественно, и дела шли плохо. В конце концов Гужова понизили в должности.
- Похожих случаев я знаю немало, - кивнул Николаев. - И у нас в корпусе есть подобные. Но генерал Каманин спуску таким начальникам не дает.
- А вообще-то мне на хороших начальников везло, - продолжал Петр.
Он заговорил о полковнике С. Д. Абалакине - начальнике разведывательного отдела штаба 5-й воздушной армии. Тот всегда доверял и поручал своим подчиненным любую работу, любое дело. И они не подводили его.
- У Степана Дмитриевича замечательная черта, - сказал Петр. - Он верит в людей и поддерживает их, не боясь попасть впросак. А такой случай был однажды. [147]
- Это какой же, если не секрет? - не удержался от вопроса Николаев.
- Если есть время - слушайте.
И Петр повел свой рассказ.
В конце лета сорок третьего года войска Степного и Воронежского фронтов закончили Белгородско-Харьковскую операцию, и наступило короткое затишье. Началась подготовка к форсированию Днепра. В середине сентября командующий войсками фронта генерал армии Конев в Кобеляках, недалеко от Полтавы, в здании местной школы собрал совещание, на которое пригласил генералов и офицеров из числа командных и штабных работников объединений и соединений родов войск, своего фронта. От пятой воздушной армии на совещание прибыли командующий генерал-полковник авиации Горюнов, начальник оперативного отдела Гречко, начальник разведывательного отдела Абалакин и его помощник.
Совещание открыл генерал Конев. В самом начале он обрисовал обстановку, сложившуюся перед Степным фронтом и на его флангах, а затем перешел к задачам войск поэтапно. Таким образом, командующий подошел к главной задаче - форсированию Днепра. Он кратко охарактеризовал эту крупнейшую водную преграду, но оценивать места, наиболее удобные для захвата плацдармов и для переправы войск, не стал - попросил всех желающих выступить со своими мнениями и предложениями.
Выступали многие, главным образом инженеры, саперы, артиллеристы, штабные офицеры. Командующий никого не ограничивал во времени, не мешал выступающим. Слушая, молча делал пометки на огромной крупномасштабной карте, висевшей на стене.
Зашел разговор о форсировании Днепра в прошлых войнах.
Тогда Конев сказал:
- Мы с вами находимся совсем близко от того исторического места, где в тысяча семьсот девятом году русские войска под водительством Петра Первого разгромили шведскую армию Карла Двенадцатого. Кто мне скажет, в каких местах на Днепре переправлял войска Карл Двенадцатый, идя на Полтаву, и в каких - когда бежал, преследуемый конницей Меншикова? - Командующий окинул взглядом всех присутствующих и уже более громко повторил: - Ну так кто же знает? [148]
Зал притих. Все молча поглядывали на огромную карту, висевшую на стене за спиной командующего. Никто не решался заговорить. Особенно неловко себя чувствовали инженеры и штабисты. Многие надеялись, что Конев в конце концов сам начнет показывать на карте эти места, но командующий молча продолжал ждать.
- Я могу показать эти места, - шепнул Павленко на ухо Абалакину.
Тот от неожиданности немного растерялся, потом зашептался с генералом Горюновым. Командующий армией только посмотрел на капитана и ничего не сказал. Тогда Петр снова обратился к Абалакину - попросил разрешения на доклад. Полковник внимательно посмотрел в глаза Петру и сказал:
- Разрешаю! Докладывайте, только смелее и громче, чтобы все слышали.
Павленко встал, поднял руку и попросил слова.
- Что у вас? - спросил Конев.
- Помощник начальника разведотдела штаба пятой воздушной армии капитан Павленко. Разрешите доложить по данному вопросу?
- Попробуйте, - сказал Конев и, вопросительно посмотрев на капитана, жестом пригласил к карте. Петр не спеша подошел и заговорил:
Вторгшаяся в пределы Украины тридцатипятитысячная шведская армия во главе с Карлом Двенадцатым к весне тысяча семьсот девятого года подошла к Днепру в районе Переволочны. Тут она и переправилась через реку. - При этих словах показал район на карте и продолжал: - Переправившись на левый берег Днепра, подошла к Полтаве и осадила ее. Вскоре сюда подошли русские войска, ведомые Петром Первым. Двадцать седьмого июня началось сражение. Шведская армия была наголову разбита. Подробности битвы знают все, останавливаться не буду. Тысячи шведов, бежавших к Днепру, в район Переволочны, были настигнуты русскими войсками под командованием Меншикова и взяты в плен. Товарищ командующий, доклад окончен, - сказал Павленко и отступил в сторону.
Конев посмотрел на него с улыбкой.
- Так говорите, в районе Переволочны?
- Так точно! [149]
- Садитесь на свое место, капитан. Благодарю вас за смелость!
Когда Петр подсел к Абалакину, тот засыпал его вопросами: откуда, мол, все это известно?
Павленко сказал, что про Полтавское сражение сотни раз читал еще в детстве, как только стал в школу ходить. Дома, в старом шкафу, лежали подшивки старого журнала «Нива», который выписывал отец. В «Ниве» за тысяча девятьсот девятый год печаталось много материалов, посвященных двухсотлетию Полтавского сражения. Петру они запомнились на всю жизнь…
- Да, такое не забывается, - согласился майор Николаев.
Из столовой Павленко возвращался в штаб-квартиру представителей Ставки один. По дороге заглянул на узел связи, узнал, что документ, написанный маршалом авиации, уже передан по спецсвязи в Москву. Петр шагал к себе не спеша. Из головы не выходили мысли о событиях минувшего дня, особенно - беседа с летчиком Николаевым.