Дети никак не хотели его отпускать. Но надо уже было идти в ясли.
…Малыши, которые уже говорили довольно правильно; а потом — малыши, которые только начинали говорить. Ясные глазки, гладкая детская кожа, ручки с перетяжками.
В самой младшей группе они увидели, как кормилица кормит грудью младенца. Эя смотрела не отрываясь: Ева видела, что она вся напряглась.
— Хочешь взять его на руки? — спросила она Эю, когда кормилица передала ребенка няне.
— А можно, да?
Ева кивнула, и няня поднесла ребенка. Он уставился на людей, хотел было заплакать, но передумал и, повернув головку к Эе, вдруг улыбнулся и протянул к ней ручки. И Эя взяла его.
Она держала ребенка на руках, тоже улыбаясь ему, и крепко прижимала к себе, видимо, боясь уронить.
— Ave Maria, — тихо произнес Лал.
— Эя, ты смотришь на него так, будто хочешь предложить ему свою грудь, — сказала Ева.
— Естественно! — ответил ей Лал, не улыбаясь.
Эя густо покраснела и бережно передала ребенка няне. Та положила его в колясочку, сразу откатившуюся к другим, стоявшим в тени большого дерева.
— Я для вас сейчас нарушила правило: младенцев никто не должен брать, кроме кормилиц, нянь и самого педиатра. Ну, да ладно: предупрежу ее, пусть примет меры, если нужно.
…Потом она провожала их на ракетодром. Снова шли не торопясь.
— Дети появляются здесь, на острове? — поинтересовался Дан.
— Да. В южной части находится корпус, где производят оплодотворение яйцеклеток спермой согласно указаниям о составе пары, переданным из Генетического центра; оттуда же приходят нужные ампулы. В корпусе рядом производится имплантация оплодотворенных яйцеклеток, зигот, роженицам.
Беременные роженицы какое-то время используются как няни. Потом они переводятся в подготовительное отделение, в нем каждой из них назначаются специальные питание и режим, который неукоснительно выполняют. Они проходят врачебный осмотр ежедневно.
Сразу после родов младенца передают в ясли, а роженицу используют как кормилицу в ясельной группе. Каждой ясельной группой руководит педиатр, обслуживается она нянями и кормилицами.
— Расскажи им поподробней о нянях, — попросил Лал.
— Охотно. О них не только рассказывать — им, по-моему, памятники ставить нужно.
Самая небольшая часть нянь — это студентки-медики, будущие педиатры; остальные — исключительно неполноценные: опять же, небольшая часть — роженицы в первые месяцы беременности и кормилицы, и основная — бывшие роженицы и кормилицы. Их регулярно инструктирует руководитель-педиатр. Они знают немало, несмотря на то, что, как и все неполноценные, получают минимальное общее образование и всего двухлетнее специальное.
Поймите, уход за маленькими детьми — дело очень сложное, тонкое, требующее от нянь и наличия большого количества специальных навыков, и хорошего знания каждого младенца, и преданности, и любви к детям, и, не боюсь сказать, сообразительности и интуиции. Пусть они необразованны, пусть относятся к неполноценным — они специалисты, и в большинстве, довольно таки высокого класса.
Они ведь для младенцев — то же, что матери. Когда-то даже существовала пословица: «Мать — не та, что родила, а та, что выкормила». И они ведь любят детей; а дети — их, и смутно помнят потом очень долго. Смутно — потому что в три года детей передают в детские сады, в другие руки.
Вы — своих нянь помните?
— Я — нет, совсем, — ответил Дан.
— Я — как что-то уже неопределенное, но теплое и надежное, — сказал Лал.
— А ты, Эя? Ты ведь моложе всех.
— Я до сих пор шепчу «нянечка», когда что-то меня расстроит.
— И возятся они с детьми до самой смерти. Пока есть силы, сами, а потом помогая и наблюдая за молодыми нянями, потому что их опыту и пониманию младенцев уже цены нет.
— Они умирают своей смертью? — подбросил вопрос Лал.
— Да, теперь уже своей. Раньше — совершенно непригодных нянь умерщвляли, теперь — нет.
— Давно?
— Через несколько лет после открытия Земли-2: мир с того момента стал добрей и менее расчетливо-рационалистичным. И вообще…
— Что: вообще?
— То, что кончилась длинная полоса неудач: мы вырвались из нее. Люди стали счастливей, окрыленней; снова есть вера в себя. Ты, Дан, хоть ты и гений, не представляешь всю значительность того, что сделал.
Ведь это все появилось тогда, чтобы напрячь все силы до предела. Но теперь — когда уже все позади? Не вижу больше смысла!
— Ты о чем? — недоуменно спросил Дан.
— О многом. В первую очередь, о сплошном использовании неполноценных рожениц. Пусть все женщины снова сами рожают себе детей. Пусть дети живут сколько возможно с родителями. Пусть люди узнают снова радости материнства и отцовства, которых лишили себя, не понимая, что без них нет полного человеческого счастья. Неужели их не вернут себе?
Много трудностей? Так пусть общество облегчит заботу о детях, не разрывая их связь. Взрослые и дети должны как можно больше общаться — это необходимо и тем, и другим. Взрослые будут намного счастливей, а дети — быстрей и полней развиваться. Выгода будет огромная, во многом.
Вот, хотя бы: вопрос с детской литературой. Кто из современных писателей пишет для детей? Считанные единицы, и те, в основном — педагоги. Чуть-чуть Лал, но и тот за последние десять лет написал девять стишков и два рассказа, которые успел прочитать менее чем за час.
— Ничего подобного: только два рассказа и один стишок. Остальные стихи не мои, их только написали по моей просьбе.
— Почему так мало?
— Трудно, Ева. Ой, как трудно! Легче написать роман для взрослых: они уже так много знают прежде, чем начнут его читать. Чтобы писать для детей, надо общаться с ними куда больше, чем приходится. В этом ты, безусловно, права.
— Еще не все.
— Отбраковка?
— Она, проклятая! Главная болячка наша. Будто собственными руками убиваем детей. В этом единодушны все педагоги. Недаром же удалось хоть сколько-то добиться ее снижения.
— За счет увеличения потомства неполноценных? — уточнил Лал.
— Ну, конечно.
— Ладно: лед, все же, тронулся.
— Чуть-чуть лишь пока. Послушай, Лал! Ты привез их именно сюда и меня попросил быть вашим гидом здесь — просто так? Неужели больше ничего не имел в виду?
— Угадала: ты, как всегда, права, Ева.
— Тогда я сказала все. Доскажешь сам. Я показала: это главное.
Она сунула на прощание Эе свою личную пластинку и стояла, пока ракетоплан не исчез за облаками.
…Пораженные всем увиденным, Дан и Эя вопросительно посматривали на Лала, но тот только молча посасывал трубку.
В тот день у них не было никаких общих планов, каждый занимался чем-то у себя.
Дан встретился с Лалом в столовой за обедом. Эя не пришла, и когда они вызвали ее, на экране Дана появилось: «Буду занята до завтрашнего утра».
Им вдруг стало грустно, хотя Эя, как и любой человек, вольна сама решать, чем заниматься в свое свободное время и с кем находиться. Это неотъемлемое естественное право полноценного человека — его личный архив, ключом к которому является неповторимый рисунок его пальцев, его нерабочее время, его желания и его тело принадлежит только ему. Даже если Ева сейчас с другим мужчиной или гурио, это тоже только ее дело, — никто не в праве интересоватьс или выражать каким-то образом свое отношение к этому ни сейчас, ни после.
Но им, все-таки, было грустно без нее, поэтому решили после обеда еще раз напоследок отправиться на рыбалку. Заказали из своих хранилищ необходимое, сели в аэрокар и через час приземлились на берегу озера. Был рабочий день, на озере не было видно никого. Спустив на воду надувные лодочки, они разъехались в разные стороны.
…Подплыв к намеченному месту, Дан поднял винт-мотор, опустил якорь и не торопясь закинул удочки. Потом уселся с трубкой, стал глядеть на гладь воды, поросшие лесом берега и островки. «Уютная она, все-таки, наша Земля», — думалось ему в блаженной отрешенности от всего, которое он почти всегда испытывал на рыбалке.