Даже нельзя читать или смотреть фильмы. Остается только скрипка да бесконечные мысли. Разговоры, которые он ведет сам с собой или с воображаемым собеседником. Чаще всего — с Лалом.
Он мысленно заговорил с Лалом в тот момент, когда, измученный одиночеством, вдруг понял тайну звучания скрипки. И почти сразу явственно увидел Лала.
Тот появился откуда-то издалека, где росли огромные старые деревья с высокими толстыми стволами. В серебристо-сером комбинезоне, с телеобъективом на лбу, он катил к Нему на роликовых ботинках-самоходах. Совершенно такой же, как в первый день, когда они вдруг обрели друг друга.
Звуки концерта Мендельсона превратились в каскад вопросов, обращенных к Лалу, который стоял напротив Него и, улыбаясь, с полным пониманием смотрел в глаза, готовый ответить.
Вдруг Он почувствовал ужас. Усилием воли отогнал видение, которое сразу исчезло. Тогда он успокоился: значит, появление Лала не являлось результатом болезненного отклонения психики, и бояться незачем.
Он не пытался теперь ничего делать, когда Лал снова явственно появлялся перед ним. Чаще всего откуда-то издалека, где сразу вырастали деревья. И вступал в диалог с Ним или слушал Его рассказ.
В Его воображении они поменялись местами: Лал представлялся Ему не только более мудрым, но — почему-то — и старше Его. Попрежнему слышалось обращение Лала — «старший брат», но самому все время хотелось называть его «учитель».
29
Рождение Сына совершенно перевернуло их жизнь.
Первое время они оба находились в страшном напряжении, боясь что-либо сделать не так. Помощи и руководства ждать было не от кого: они без конца сверялись с материалами, которыми снабдили Ева и Лал.
Дел и хлопот была уйма. Полных программ для робота-няни не существовало; его приходилось непрерывно обучать на собственных действиях, следя за которыми, он сам составлял и корректировал программу. Но они вначале не доверяли ему, стараясь как можно больше делать сами.
Неожиданно у них оказался кроме робота еще один помощник: Пес. Он необычайно волновался, когда ему в первый раз показали младенца, пытался обнюхать; близко его тогда не подпустили. Все же он завилял хвостом и спокойно улегся на пол у двери.
Еще раз он сделал попытку то ли обнюхать, то ли облизать Сына, воспользоывавшись их отсутствием, но робот не подпустил его и засигналил. Пса наказали, и больше попыток он не делал, держался от ребенка на достаточном расстоянии, но обязательно смотрел за ним и за роботом в их отсутствие и, если ему что-то не нравилось, вскакивал или даже бежал за ними и начинал тянуть к маленькому, уцепившись зубами за одежду.
Постепенно они начали чувствовать себя несколько уверенней. У Мамы вообще все получалось довольно ловко: Он только диву давался — и вместе с роботом подражал ей.
Он очень любил смотреть, как она кормит Сына грудью. Всегда сами вместе купали его. И ночью по очереди вставали посмотреть, как он спит, хотя в этом не было нужды: рядом с ним находился робот.
К счастью, Сын развивался нормально, без каких-либо отклонений, которые сразу бы зафиксировал кибер-диагност. И был довольно спокойным.
Все, связанное с ним было настолько непривычным и удивительным, что первый год после его появления показался им необыкновенно длинным. Каждый день приносил что-то новое. Они подмечали все, до мелочей.
— Смотри, как он зевает!
— Как он держит головку!
— Улыбается! Смотри скорей: он улыбается!
Он узнает их! Он тянется ручками! Он научился сидеть! Он ползает! У него прорезался зубик! Он встает, держась за стенку манежа! Он пошел!!!
События невероятно важные, замечательные. Радость, которая с лихвой компенсировала все труды и тревоги, давала силы и уверенность. Все, что было до сих пор, стало уже мало важным. И казалось, сами они стали совершенно другими…
— Ну конечно! — сказал Лал.
— Ты знаешь, мы уже не представляли, как можно без этого жить.
— Я так и думал. Видишь, Ева оказалась права.
— Прости, мой брат, но было так хорошо, что мы даже почти перестали грустить о Тебе.
— И прекрасно!
— Мы назвали его Лалом.
Конечно, они не переставали заниматься работой. Хватало сил на все.
Запустили еще один оксигенизатор: кислород прибывал в атмосферу. Продолжали закладку лесов.
Мама произвела посадку плодовых деревьев — уже не только в порядке эксперимента: хотела, чтобы ребенок мог есть настоящие свежие фрукты. Потом разбила огродик на гидропонике. Они были невелики: и сад, и огород, так как здесь не было насекомых, опыляющих цветы — этим занимались немногочисленные роботы, такие, как те, что работали на внеземных плантациях Малого космоса в окрестностях Солнца.
А Он интенсивно продолжал разведку полезных ископаемых, подготавливал пуски заводов по выплавке металлов и изготовлению мачт и защитной пленки для лесов: запасы их, взятые с Землм, подходили к концу.
Как и раньше, не все получалось так, как хотелось: были и неудачи, и ошибки. Но они забывались, когда Он и Мама возвращались домой, и ребенок протягивал к ним руки.
«Солнце» порой светило через разрывы в облаках, когда они оба или по очереди гуляли с Сыном в «лесу» за озером: он лежал в своей коляске, которая могла герметически закрываться, и улыбался. «Солнышко»!
— Тебе нравится, сынок?
Должно быть! И Псу, который всегда принимал участие в этих прогулках, — тоже.
Постепенно Сын начал уверенней ходить ножками, и его стали на прогулках спускать на землю. Вначале он цеплялся за руку или за шею Пса. Потом быстро стал ходить, не держась ни за что.
И, наконец, заговорил. Это было чудесное время. Он смешно коверкал слова, неповторимо смешно…
— И какое слово он произнес первым, старший брат?
— Сам!
…Он, действительно был невероятно самостоятельный: быстро научился орудовать ложкой, садиться на горошок, а потом и одеваться. И, главное, всегда находил себе дело, не шумел и не мешал. Любимым его занятием было что-то строить из ярких пластмассовых элементов — за этим его спокойно можно было оставить одного под присмотром робота-няньки и Пса.
Это было очень уж кстати: наступил период, когда вопросы, требующие немедленного решения, которое не могло быть выдано компьютерами, возникали один за одним.
Поначалу они старались отлучаться из дому по очереди, но вскоре, убедившись, что его можно оставлять одного, все чаще отсутствовали оба. Робот своевременно кормил его и укладывал спать, Пес следил за ним и принимал участие в его играх. Так что какое-то время Сын видел Его и Маму довольно мало. Он не капризничал, хотя и видно было, что он скучает по общению с ними.
Реванш он брал в субботу, единственный их выходной день в тот период. Они просыпались поздно и не торопились вставать. Кроватка его с самого начала находилась в их спальне: он просыпался раньше и ждал. Увидев, что они, наконец, уже не спят, он подавал голос:
— Я к вам, можно? — знал, что сегодня отказа не будет. Слезал с кроватки и, прошлепав босыми ножками по полу, забирался к ним.
Он ложился в середку между ними и начинал задавать свои вопросы. Многие из них вызывали их смех. Ему быстро надоедало лежать, и он забирался на кого-нибудь верхом, требуя, чтобы его подбрасывали: ему это страшно нравилось — он громко смеялся и ни капельки не боялся.
Потом Мама сама умывала его, а Он заказывал роботу завтрак. Сын сидел с ними за столом на высоком стуле. Завтракали не торопясь; разговаривали, старась не касаться работы. После завтрака они отправлялись в баню, а Сын и Пес ждали их, чтобы отправиться, облачившись в скафандры, в «лес» за озеро.
Деревья окрепли и быстро набирали рост: избыток углекислоты и оптимальная часть спектра светила, пропускаемая защитной пленкой, творили чудеса. Ребенок прекрасно чувствовал себя здесь: все было знакомо, и за деревьями можно было прятаться.
Изредка пригревало «солнышко», и тогда было совсем чудесно, и не хотелось никуда уходить. Сын вместо обеда выпивал козье молоко, и они оставались до тех пор, пока глаза у малыша не начинали слипаться. Тогда Он брал его на руки и нес в лодку.