— Один продержится.
— А остальные?
— Остальным оно в это время не потребуется.
— Ты что предлагаешь: анабиоз?!
— А если ты не вернешься?
— Только тогда. Ты же знаешь!
— Знаю.
Это могло быть лишь крайней мерой, когда положение является абсолютно безвыходным Анабиоз так и не удалось освоить настолько, чтобы безопасно и уверенно пользоваться им: каждый раз грозил неожиданностями. Он не оправдал надежд, которые возлагали на него как на одно из главных средств осуществления полетов в Дальний космос: туда стали уходить лишь киборги.
— Животных придется заколоть всех.
— Одну козу оставим: я буду кормить ее ветками. Продержится как-нибудь на них.
— Пожалуй.
— И несколько яиц: потом снова разведем кур.
— И… И еще одно…
— Что?
— Пса тоже кормить нечем.
— Да.
— Как сказать об этом Сыну?
— Может быть, не говорить ему вообще?
— Ты думаешь, его можно будет обмануть? Но — как сказать?
Как? Сказать, что Пса нечем кормить, что поэтому его придется умертвить. Пса, который не отходил от него с самого его рождения. Которого он любил почти так же, как Сестренку и Их.
Широко раскрытыми от ужаса глазами смотрел на него Сын, когда он ему сказал об этом. Не мог поверить, что нельзя иначе. Потом понял и опустил голову. Казалось, он онемел от горя. Первого в своей жизни.
Что Он говорил Сыну? Что Они прилетели сюда, чтобы решить величайшую задачу: сделать пригодной для жизни эту планету — все люди на Земле ждут, что Они справятся с ней. Для этого Они обязаны выжить — любой ценой. Напомнил о Лале, который погиб на этой планете, и чье имя дали ему, Сыну.
Сын не отвечал, попрежнему не поднимая головы. Долго молчал. Потом сказал:
— Возьми меня с собой. — И Он с Мамой не смогли отказать ему.
Пса накормили последний раз. Долго прощались с ним, а он вилял хвостом и преданно смотрел Им в глаза. Потом Детей отправили спать.
Сыну не сказали, что в полете они будут есть и консервы из мяса Пса.
Полет, против ожидания, прошел совершенно благополучно. Как-будто и не было вовсе того, что он боялся обнаружить. Подлет к гиперэкспрессу провел по обычной программе, не вводя никаких поправок.
Медленно приближалась многокилометрова громада гиперэкспресса с включенными по команде сигнальными огнями, на которую неотрывно смотрел Сын. Впечатление от первого путешествия в космосе немного притупили его горе.
Введя катер в приемный отсек, Он вышел из него один. Первым делом провел контрольную проверку — приборы показали полное отсутствие опасных отклонений.
Лишь в записях Он обнаружил непонятное возбуждение гипераппарата экспресса. Оно произошло трижды, с равными интервалами — каждый чуть больше земного месяца. Первый и последний из них совпали с отлетами не пришедших к ним крейсеров.
Он вернулся за Сыном.
— Кажется, все в порядке. — Дал сразу еду ему и команду на комплектование груза по введенной им программе, после чего отправил сообщение Маме.
Мысль о Ней и Дочери заставляла Его торопиться. Погрузив в крейсер продовольствие, хлореллу, семена, батареи и небольшое количество оборудования, Они сразу же улетели обратно.
Так Сын совершил свой первый космический плет и испытал первое в жизни горе. В восемь лет.
33
Произошедшее заставило Их не откладыва принять меры предосторожности: используя гидропонику, разбили плантации. Из оставшихся десяти яиц вывелись лишь два цыпленка, из которых один был петушок. Но и единственная курочка дала возможность получить яйца, развести стайку. С помощью консервированной спермы дала приплод коза. Они обезопасили себя от голода.
Но единственный крейсер все же приходилось посылать на Экспресс за оставшимся оборудованием. Вначале волновались, придет ли обратно, но все обходилось, и постепенно Они успокоились.
Работали оксигенизаторы, и воздух планеты содержал уже заметное количество кислорода. Работали энергостанции, рудники, заводы; строились под «землей» новые. Добывались руды, накапливались металлы. Делались мачты, вырабатывалась пленка. Планета все больше покрывалась лесами.
И росли Дети. Попрежнему — удивительно разные. Может быть, Дочь была намного моложе. Ласковая, веселая, со звонким голосом, — общая любимица; возможно, чуть избалованная. Ее иинтересовали рассказы и фильмы фильмы о Земле.
Сын — спокойный, серьезный, малоразговорчивый. Он все так же любил возиться, делать что-то. Мог управлять многими машинами, составлять программы средней сложности. Мечтал о том моменте, когда ему разрешат самостотельно повести космический катер.
Он вытянулся и окреп. Любил спорт и движение. Поражали полное бесстрашие и какая-то особая, не свойственная остальным уверенность, с какой он чувствовал себя, ходил по этой планете.
Все-таки, родной для Них была Земля. Только там Они чувствовали себя до конца уверенно. Здесь же какая-то тревога, неуверенность как тень сопровождала Их существование. Лишь в пещере, в своем жилье под мощным каменным сводом и прочным колпаком чувствовали Они себя достаточно спокойно.
И только для Сына планета не была чужой. Не зная страха, прыгал он с обрыва в озеро, нырял глубоко, и когда голова его появлялась над водой, лицо сияло удовольствием. Мама боялась за него, но Он не считал возможным останавливать Сына, гордясь его смелостью, поощряя его.
Кислорода в атмосфере наконец стало столько, что метеориты уже не долетали до поверхности — полностью сгорали. Лишь один упал не сгорев — был слишком велик.
На беду, Он как раз находился вблизи от места падения. Он полетел туда катером: хотел осмотреть заинтересовавшее Его место — край песчаной пустыни, ограниченной горной грядой.
Воздушным вихрем Его опрокинуло на спину, Он съехал куда-то вниз, во впадину, и был глубоко засыпан оседавшим песком, поднятым воздушной волной. К счастью, Он был в жестком панцыре, который всегда надевал, отправлясь на разведку один.
Он попытался выбраться, но тонкий песок не позволял сколько-нибудь продвинуться кверху. Необходимо было за что-нибудь зацепиться, — но где ближе всего стенка впадины? Перевернулся примерно на сто восемьдесят градусов: скорей всего, она у Него со стороны спины — по ней Он съехал. Стал медленно продвигаться вперед, извиваясь как червь.
Наконец нащупал твердую стенку. Долго шарил рукой, пока не удалось зацепиться пальцами за какой-то выступ — Он начал как-то ползти вверх. Потом нащупал еще один еле ощутимый выступ.
Он поднимался — страшно медленно, затрачивая неимоверно много усилий. Несколько раз рука соскальзывала.
И вдруг стало легче. Беспросветная тьма прорвалась: верхняя часть шлема с шишаком-антенной вышла из песка. Сил больше не было. Откуда-то сверху на Него стекала струйка песка, грозя погрести его снова.
Последним усилием воли Он успел включить радиосигнал о помощи. Катер должен быть цел — он достаточно далеко: сюда Он добирался пристяжным вертолетом. Сигнал, отразившись от скал дойдет до него и, усиленный, через один из спутников связи дойдет к Ним.
Это было последнее, что он помнил: силы оставили Его.
…Сколько Он пробыл без сознания, неизвестно — но, видимо, долго. Очнулся от того, что что-то стучало по шлему. Было темно: Он, должно быть, был засыпан сверху либо снова опустился.
Стук в шлем прекратился. Дышать было очень трудно, не было никаких сил. Он не думал ни о чем, не испытывал страха: ничего, кроме какого-то полного безразличия.
Сверху доносилось шуршание песка. И вдруг в глаза ударил яркий свет фонаря на голове темной фигуры в скафандре. Он снова стал впадать в забытье.
Очнулся уже в катере. Без шлема. Прежде чем открыть глаза, жадно сделал несколько глубоких вздохов. Над Ним, склонившись, стоял Сын.
— Где Мама? — наконец сумел произнести Он.
— Дома. Что случилось, Отец?
— Метеорит. Близко отсюда, — Он с трудом ворочал пересохшим языком.