Дабы сохранить великий стол, владимирский князь Андрей Александрович весной отправится на поклон к хану, но прежде сходит на Переяславль, заставит переяславцев покориться воле великого князя.
Нельзя сказать, чтобы он не задумывался над словами Анастасия, что она хочет уйти в монастырь. Он не только не возразил, но даже и одобрил ее желание стать монахиней. Если ей не суждено сделаться матерью, к чему быть женой?
В гридницу тиун заглянул;
— Кажись, к снегу повернуло, ветер с моря задул.
— Все ли готово к полюдью, Елистрат?
— Два десятка саней да полсотни гридней дожидаются санного пути.
— С тобой боярин Ерема поедет. Смердов не жалей, они на слезу давят. Особо проследи, чтоб рухлядь порченую не подсовывали, мех самолично проверяй. Кто из мужиков дань утаивать почнет, того на правеж, дабы другим неповадно было.
Князь Андрей потер крупный нос:
— Вели печи топить, ночью колею.
И снова о полюдье заговорил:
— Поторопись, Елистрат, ино баскаки наедут за ордынским выходом.
— Люд злобится, хан ясак на откуп отдал.
— На то ханская воля, и нам ему не перечить.
— Я ль перечу? Откупщики-нехристи шкуру сдирают, как бы до смуты не довели.
— Баскак — слуга хана, у него охранная грамота. Хан за баскаков с нас спросит, поди, не забыл, как мурзу Чету ублажали за бунт суждальцев? Кабы Тохта о том прознал, помыслить страшно. Все мы под его властью ходим и дышим по ханской милости.
— Слух есть, княгиня нас покидает.
Князь Андрей Александрович посмотрел на тиуна строго:
— Я княгине волю дал, и епископ благословил, пусть поступает, как ей Бог повелел. О том боле не воспрошай.
Тиун, прихрамывая, удалился.
— Покличь боярина Ерему! — вслед ему крикнул князь.
Узнав о смерти Ногая, княжич Юрий со смешком сказал брату Ивану:
— Хан хана жрет и тем сыт бывает.
На что Иван заметил:
— Мыслю я, брат, настанет та пора, когда источится сила ордынская.
— Не верится, велика она.
— Ныне велика, а завтра? Печенежские аль половецкие орды малы были? Время, брате, время перетрет.
— Когда такое случится, нас жизнь сомнет. Не доживем мы до ордынской погибели.
— Нас не будет, другие увидят. Мыслю, к тому времени князья наши в разум войдут, к единению Руси потянутся.
— А до той: поры мы еще не раз псами лютыми друг другу горло грызть будем…
Иван сказал с сожалением:
— Тут я, брате, с тобой согласен.
Зима легла ровная, снежная, унялись ветры, и не давили морозы. Ночную тишину нарушали лишь караульные со стен:
— Вла-ди-мир!
И сызнова все замирало.
А на рассвете город пробуждался от колокольного звона, звали к ранней заутрене.
На первой неделе после Покрова покидала Владимир княгиня Анастасия. Умостилась в широкие розвальни вместе с холопкой, согласившейся разделить с госпожой ее долю.
На розвальнях поклажа, вещи Анастасии, в руках холопки ларец из кипариса с серебряными монетами — вклад княгини в монастырь.
Накануне отъезда навестил Анастасию епископ Владимирский, грек Андриан, напутствовал:
— Дочь моя, — говорил епископ, — в молитвах и послушании обретешь покой мятущейся душе…
Утром, в час отъезда, вошла княгиня к мужу попрощаться. Тот встретил ее холодно, промолвил:
— С Богом. Замаливай не только свои грехи, но и мои.
И отвернулся…
Сани окружила дворня, приковылял тиун, скинул шапку, поклонился низко, чуть не коснулся снега бородой:
— Путь те добрый, княгинюшка, завсегда помнить тя будем.
— Ты, Елистрат, за великим князем доглядай, он ныне в тревогах. — Поманила тиуна и чуть ли не в ухо шепнула: — Заблудшийся он, на брата Даниила замахивается. Отговори, либо Дмитрием не сыт?
— Ох, княгинюшка, аль те норов великого князя неведом? Ему власть превыше всего, за нее он и Орду на Русь наведет.
— Мне ль того не знать, оттого и волнения мои. Коли не сам, так руками ордынцев народ русский изводит…
Сани тронулись, и княгиня бросила на ходу:
— Прощай, Елистрат, и вы, холопы, буду за вас Всевышнего молить…
Съехались во Владимире. Уж больно загадочно звал их, князей Ярославского и Ростовского, великий князь. Собрались в гриднице хозяин Андрей Александрович, Константин Борисович да Федор Ростиславич. О делах, зачем званы, говорить не торопились, пили пиво хмельное и меды выдержанные, закусывали выловленной стерлядью из проруби, жареным и вареным мясом молодой лани-важенки, солеными груздями и пирогами с брусникой.