Глубоко пахал князь Даниил Александрович, взрыхляя пашню под московский посев!
На второй неделе октября — месяца-грязника, который ни колеса, ни полоза не любит, — войско князя Даниила Александровича покинуло Рязанское княжество.
Обратная дорога оказалась трудной и длительной, потому что осенние дожди размыли лесные дороги, а судовой рати пришлось выгребать против течения Оки и Москвы-реки.
Москвичи уходили из рязанской земли так же мирно, как входили в нее. И рязанцам казалось, что ничего не изменилось в их княжестве. Вернувшись в села, рязанские вотчинники принялись собирать обычные осенние оброки. Тиуны из городов приехали за условленной долей ордынской дани. Суд вершили прежние тысяцкие, а если кто из них был поставлен заново, то из своих же, известных людей.
В Коломне на наместничьем дворе по-хозяйски распоряжался боярин Федор Шуба, коренной коломенец, и остальные власти тоже были свои. Только новый сотник Якуш Балагур был из москвичей, но и он породнился с городом, обвенчавшись с коломенской вдовой Милавой. Весьма это понравилось горожанам…
А в остальном ничего не изменилось и в Коломне, разве что дани из коломенских волостей отвозили теперь не в Рязань, а в Москву, но были те дани не больше и не меньше прежних. Не замечали люди особых перемен.
А изменилось многое, и не только в том было дело, что Московское княжество расширилось почти вдвое, вобрав в себя земли по Оке-реке.
Рязанский поход принес Даниилу Александровичу громкую славу, и потянулись на службу к удачливому князю бояре и слуги вольные из других земель. К Москве отъезжали не только малые и обиженные несправедливостью вотчинники, но бояре сильные, известные. Черниговский боярин Родион Нестерович привел в Москву целый полк, семь сотен детей боярских и военных слуг, не считая холопов и прочей челяди. Предстал гордый боярин пред очами князя Даниила, подал рукояткой вперед свой прославленный меч. Растроганный Даниил Александрович щедро наделил его вотчинами в новых московских владеньях и приблизил к себе.
Москва праздновала победу, и не было счета пирам, как не было счета княжеской щедрости, серебряным чашам и соболиным дареным шубам. Но по селам князь Даниил своих бояр и воевод не распустил, как делал обычно поздней осенью. Войско стояло наготове, чтобы доказать сомневавшимся право Москвы на коломенские волости.
Правда, князья-соперники спохватились, когда рязанское дело уже завершилось и изменить что-либо было трудновато. Но все-таки князь Даниил с тревогой ждал княжеского съезда, который на этот раз собирался не в стольном Владимире, а в маленьком удельном Дмитрове: ехать к великому князю Андрею остальные князья не пожелали, опасались вероломства.
Необычным был дмитровский княжеский съезд. Приехали на него многие князья, а делами вершили совсем немногие. Переговаривались за закрытыми дверями великий князь Андрей Александрович с Михаилом Ярославичем Тверским, Михаил Тверской с Даниилом Александровичем Московским, Даниил с великим князем Андреем, и опять великий князь с Михаилом Тверским — по кругу, будто и не было в Дмитрове иных князей.
А удельные владетели только боязливо приглядывались к сильным князьям, старались вызнать, о чем они говорят на тайных встречах, но те свои тайны берегли крепко.
Холоп великого князя, Бузлица, выговорив себе в награду две гривны серебра, поведал смиренному князю Ивану Стародубскому, что старшая-де братия делит между собой отчины малых князей. Перепуганный Иван прибежал к великому князю Андрею, упал в ноги и взмолился, чтобы оставили ему хотя бы половину его княжества. Андрей Александрович немало удивился, а потом, все узнав, долго хохотал. Но своего холопа Бузлицу велел избить батогами и вырвать ему лживый язык, чтобы другим лукавить и наветничать ради корысти неповадно было…
Последний день княжеского съезда. В хоромах князя Василия Константиновича, который держал город Дмитров вместе с заволжским Галичем и наезжал в свою вторую столицу не каждый год, собрались князья. Великий князь Андрей Александрович, князь Михаил Тверской и князь Даниил Московский сообща призвали меньшую братию целовать крест на неприкосновенность княжений, кто чем на сей час владеет. Несогласных не было: не отнимают своего, и то хорошо! Умирились между собой князья и разъехались, успокоенные. «Слава те, Господи, все осталось по-прежнему! А Москва пусть коломенские волости за собой держит, вроде бы ничьи они, раз Константин Рязанский в полон попал!»