— Мы князю Переяславскому даль платим, уезжал бы ты добром, тиун.
Озлился тиун, велел гридням отстегать старосту плетью.
— Ты, староста, и все вы, смерды, под великим князем ходите, такоже и князь ваш Иван. Как великий князь повелит, по тому и быть.
Очистили гридни хлебные запасы смердов, забрали солонину в бочках, кожи и холсты, какие бабы наткали, и уехали.
Староста в Переяславль, к князю Ивану, поспешил, и еще тиун великого князя не успел во Владимир воротиться, как переяславский князь узнал о произволе великого князя. А следующим днем из Переяславля в Москву санями отъехал князь Иван, дабы с князем Даниилом о бесчинстве великого князя Андрея Александровича совет держать.
В опочивальне стены новой доской обшиты, смолистой, а потому пахли сосной, а еще сухими травами. В волоковое оконце хитро заглянул краешек луны, будто намерился подсмотреть. Где-то за печью, что в другой горнице, застрекотал сверчок. Да так у него ладно получалось, то короткими, то длинными переливами. Во дворе мороз трескучий, зима в силу вошла, а в княжеских хоромах жарко, дров не жалеют, эвон леса какие. Еще с осени дворовые холопы навезли, поленницу сложили, целую гору, до самой весны хватит.
Князь Андрей Александрович вошел в опочивальню тихо, стараясь не шумнуть, чтоб княгиня Анастасия не пробудилась. Разоблачился. Босые ноги утонули в медвежьей шкуре, раскинутой по полу, улегся на широкой деревянной кровати, на осколок луны поглядел. Чего он в опочивальню заглядывает, не Анастасией ли залюбовался? Есть чем. Эвон, молодая, ядреная, рядышком разбросалась, горит, коснись — обожжет. Князь даже опасается — горяча слишком. Однако сам себе не признавался, что стар для нее, потому и ревнив.
Приезд Даниила на память пришел, его угроза управы искать у хана. Зло подумал: надобно по теплу первому в Сарай отправиться да хвосты прижать и Ивану Переяславскому, да и брату Даниилу тоже.
Сказал вслух:
— На кого замахиваются?
Анастасия не спала, спросила:
— Ты о чем?
— Брата Даниила припомнил. Они с Иваном Переяславским замысливают на меня жалобу хану принести. Весной в Сарай поеду.
— До весны еще зиму пережить надобно.
И положила руку ему на грудь, придвинулась. Князь отстранился, не хотелось близости, знал — попусту, уже сколько раз. А потом упреки.
Анастасия догадалась, отвернулась, лишь спросила обиженно:
— Для чего в жены брал?
— Ты повремени, аль все прошло?
— Да уж не все, малая надежда осталась. — И фыркнула: — Ты, княже, ноне пса напоминаешь, коли и сам не гам, и другому не дам.
— Говори, да не заговаривайся, — озлился князь Андрей, — ино поучу.
Затихла княгиня. Замолчал и князь, а вскоре сон сморил его.
Занесло Москву снегом, окольцевали сугробы бревенчатый Кремль до самых стрельниц. Не успеет люд дороги расчистить, как снова метет.
От Переяславля до Москвы в добрую пору дорогу в день уложить, а в такую пору едва на третьи сутки добрался князь Иван до Москвы. Местами сугробы гридни разбрасывали, чтоб коней не приморить. Ночевали в деревнях, отогревались. Князю Ивану стелили на полатях, у печи. К утру избу выстудит, переяславский князь под шубой досыпал. Но сон тревожный, не давала покоя обида, какую претерпел от великого князя. Узнав от старосты, как Андрей Александрович пограбил его, переяславского князя, смердов, князь Иван хотел было броситься вдогон за тиуном и силой отбить дань, но потом передумал: у владимирского князя и дружина, и хан за него. Разорит великий князь Переяславль да еще в Сарае оговорит!
У самой Москвы переяславского князя встретил московский разъезд. Гридни на конях, в шубах овчинных, луки и колчаны у седел приторочены. Старший, борода, не поймешь, седая, то ли снегом припорошена, сказал простуженно:
— Князь Даниил четвертый день как из полюдья воротился, успел до непогоды.
Над Москвой поднимались дымы. Они столбами упирались в затянутое тучами небо. Снег белыми шапками укрывал избы и стрельницы, боярские терема и колокольни Успенского храма, княжьи хоромы и кремлевские постройки.
На Красном крыльце холоп метелкой из мягких ивовых лап обмел переяславскому князю валяные сапоги, распахнул дверь. В сенях помог скинуть шубу, принял шапку. А палаты уже ожили, и князь Даниил, радостный, с улыбкой встречал племянника:
— Я и в помыслах не держал, что ты в такую пору выберешься.
— Верно сказываешь, в снегопад и метель в хоромах бы отсиживаться, да обида к те пригнала.