Брови у московского князя удивленно взметнулись:
— Уж не от меня ли?
— Что ты, князь Даниил! Какую обиду ты можешь мне причинить? Нет у меня человека ближе, чем ты, а потому и поспешил к тебе. Великий князь князя Переяславского не чтит. Даже его тиун волен обзывать меня холопом великого князя и моих смердов грабить.
Насупил брови князь Даниил:
— О чем речь ведешь, князь Иван?
Но тут же сказал:
— Что же мы в сенях остановились, пойдем в хоромы, передохнешь, оттрапезуем, тогда и поделишься своим горем. Мы, чать, вдвоем удумаем, как поступить.
Дарью поселили в холопской избе, что прилепилась в углу княжеского двора. Кроме нее здесь жили другие холопки. С утра до ночи они ткали холсты. Большие рамы на подставках служили основой стану-кросну, а по ней взад-вперед сновал в искусных руках мастерицы челнок с нитью. Пробежит влево, вправо возвратится, а ткачихи нить тут же бердой деревянной пристукнут да еще прижмут, чтоб холст плотней был.
Воротится Дарья от княгини, ее немедля за станок усадят, дабы попусту время не теряла. Дарье ткать не ново.
Прежде чем ростовский князь увез ее из деревни, Дарья жила с мачехой и с детства привыкла к станку. Холстом дань князьям выплачивали, из холста рубахи и сарафаны шили, порты и иную одежду.
Оказавшись в Ростове, Дарья по деревне не скучала: не сладко ей жилось у мачехи, особенно после смерти отца. Не видела она добрых дней, а здесь, во Владимире, словно лучик проглянул, когда приметила гридня Любомира. И добр он, и пригож. Улыбнется ей, остановится, робко окликнет по имени, Дарье приятно. А когда Любомир с тиуном в полюдье отправился, Дарья с нетерпением ожидала его возвращения.
В зимние дни Дарья подхватывалась рано, на дворе еще темень. Высекала искру, раздув трут, зажигала лучину и принималась за печь. Это доставляло ей удовольствие. Березовые дрова разгорались мгновенно, огонь горел весело, поленья потрескивали, и вскоре тепло разливалось по избе. Холопки пробуждались и с зарею садились за станки.
Дарья исчезла. День был воскресный, во Владимир, на торжище, съехались из окрестных городов и деревенек смерды и ремесленный люд. Многолюдно сделалось в стольном городе. Только в ночь холопки, жившие в избе, обнаружили: нет Дарьи. Сказали о том тиуну, а тот великому князю. Разгневался Андрей Александрович, велел искать. Ночью и следующий день все обыскали, нет холопки…
А Дарья все дальше и дальше уходила от Владимира. Сначала упросила смерда, и тот довез ее до его деревни. Здесь и заночевала. На другой день тронулась в путь. От деревни к деревне шла, кормилась, что люд подаст. Радовалась, что сбежала от великого князя. Одно и огорчало: не увидит теперь она никогда своего доброго дружинника.
Накануне воскресного дня княгиня Анастасия, любуясь Дарьей, спросила:
— Знаешь, зачем привез тя князь Андрей во Владимир? — И тут же ответила: — Подарит он тя, Дарья, в жены старому хану Ногаю. По весне поедет в Орду и тебя с собой заберет.
Облилась Дарья слезами, а великая княгиня, помолчав, промолвила:
— Тут слезами не поможешь, одно и остается — бежать те.
Шла Дарья в сторону Твери к сестре княгини Анастасии, Ксении. Наказывала великая княгиня Дарье:
— Как попадешь в Тверь, явись к княгине Ксении, у нее и приют найдешь.
Устала Дарья, и страшно ей, но еще страшнее мысль оказаться женой татарского хана.
Дорога безлюдная, а как заслышит она конский топот, спешит укрыться в кустарнике: ну-тка за ней вдогон скачут…
Много дней добиралась Дарья, пока не пришла в Тверь. Однако сразу не осмелилась явиться к княгине, думала, ну как она в хоромы попадет, караульные погонят ее, да еще и на смех поднимут.
Смилостивилась над Дарьей нищая старуха, пустила пожить, а на Крещение собралась нищенка в церковь за подаянием, взяла с собой Дарью.
— Пойдем, девка, — сказала она, — глядишь, подадут на пропитание.
Примостилась Дарья на паперти, и стыдно ей, отродясь не протягивала руку за милостыней. Мимо люд в церковь входил, вскорости княгиня Ксения прошла, Дарью едва не задела. Дарья наперед подалась, а княгиня уже в дверях храма исчезла.
Обедня Дарье показалась долгой, она вся сжалась от мороза. А когда закончилась служба и княгиня снова поравнялась с Дарьей, осмелилась.
— Княгиня, — едва прошептала, — я из Владимира, и великая княгиня Анастасия наказывала, чтоб к те явилась и все поведала.
Посмотрела Ксения на Дарью. Совсем еще девчушка, худая, большеглазая, языком едва ворочает, видать, совсем околела. Сжалилась:
— Иди за мной.
Дарья заспешила вслед за княгиней.