— И с чем же это связано? — заинтересовался Фагосей, выковыривая из зубов ежиную колючку.
— О, у меня есть теория. Думаю, что в Милограде в это время появился накопитель магии, загадочная, практически неизученная материя. Что, с одной стороны, усилило приток в город чародейской силы, а с другой — лишило его жителей возможности путешествовать. Как только закончится учебный год, я отправляюсь в Милоград с экспедицией, чтобы попробовать отыскать накопитель. Для этой цели я создал прибор магнитон, который должен улавливать энергетическое поле накопителя. Надеюсь, я его найду.
— А потом? — грустно глядя на Блез-Ли-Тара, поинтересовался порядком захмелевший Маг-У-Терры.
— Потом не знаю, — честно признался профессор истории магии.
— Может, вовсе и не надо его искать. Может, этим ты нарушишь эквилибриум в мире.
— А может, наоборот, — не сдавался Блез-Ли-Тар. — Отец сильно встревожен в последнее время. Он утверждает, что равновесие уже и так сильно нарушено. И что грядет Прорыв, про который я ничего не знаю, но о котором много знает отец. Может быть, найдя накопитель, я восстановлю равновесие.
— Или окончательно нас погубишь, — всхлипнул Маг-У-Терры. — Друзья, давайте лучше оставим грустные темы. Давайте поговорим о Любви. Ведь на ней, как я недавно понял, держится мир.
Три профессора возмущенно фыркнули. У них явно имелось на сей счет совсем другое мнение.
Блез-Ли-Тар набрал в грудь побольше воздуха: «О чем ты говоришь, друг мой. Любовь — это последнее, что может мир удержать. Никчемная, неосязаемая материя, присущая неуравновешенным, нервическим людям. В основном женщинам. А как может мир держаться на женщинах? Ты перепил красного, мой друг».
— Бери свои слова о женщинах обратно, иначе мне придется вызвать тебя на дуэль, — предупредил Маг-У-Терры.
— Ну вот, как хороший человек, так норовит тебя убить, — расстроился преподаватель истории. — Если я и возьмусь с тобой тягаться, то только в количестве выпитого, мой друг.
— Хорошо, хорошо, — поддержал Блез-Ли-Тара Лансер. — Женщины — тоже люди. Не все и не всегда, но не будем о грустном.
— Так на чем, по-твоему, держится мир?
— На трех драконах, конечно.
— На влюбленных драконах, — поправил его Маг-У-Терры.
Мих
Мих не любил драконов. Отказывался признавать само их существование. Драконы оказались последней каплей. Последней точкой в предложении «Я попался, ребята, и мне никогда отсюда не выбраться».
Пусть этот мир был безнадежно отсталый, странный, непривычный. Словом, тот еще. Пусть здесь владели магией отдельные личности. В его, Миха, мире отдельные личности владели еще и не тем.
Но увидеть на месте привычных лошадок тощих чешуйчатых тварей — это был полный привет. Окончательный.
Мих предпочел бы, чтобы драконы эти потомками птерозавров устрашающими тенями носились над землей, плевались огнем, разевали кровожадные пасти. Уносили к себе в логово принцесс, в конце концов. Или просто девушек помясистее.
И находились бы отчаянные ребята, способные этих монстров обуздать и приручить. Лихачей хватало и здесь, и в далекой России.
Но тягловые клячи с хилыми перепончатыми крыльями — то ли рудиментами, то ли атавизмами, вызывали у Миха только глухую тоску. Или тоскливую злость. В зависимости от настроения.
Вот такие невеселые мысли приходили в голову Миха, пока он трясся верхом на драконе, ухватившись одной рукой за седло, а другой за куртку сидящего впереди Данника. Было неудобно, да и страшновато, если честно. Мих и на лошади-то сидел всего раза три в жизни, а уж тут.
Но охота пуще неволи. Мих ехал смотреть на Каменную Крепость в пустыне, о которой слышал много чего интересного и даже загадочного.
Драконьи хвосты уныло свисали вниз, как мокрое белье с веревки. Судя по всему, поездка по пустыне им не нравилась. Мих от нее тоже был не в восторге. Но что поделать, раз уж решился ехать, приходилось мириться с неудобствами.
На каждом из семи драконов ехало по два человека. И еще по обе стороны каждого тощего чешуйчатого брюха висели бурдюки с водой и туго набитые мешки с товарами. Купцы везли в поселок Регнауш около Каменной Крепости разные нужные в хозяйстве вещи, от штопальных ниток до котелков и сковородок. В обмен они собирались получить сахарные сушеные финики, драгоценный камень желудин и шерстяные ковры ручной работы.
Было очень жарко. Хотя хозяин каравана, Лабус, и говорил, что зимой условия для передвижения совсем неплохие. Каково же здесь будет летом?
Миху перед поездкой выдали толстый кусок полотна: прикрыть голову, лицо и шею. Но только песок все равно летел за ворот, попадал в рот, в глаза, в нос. Вечером на стоянке лекарь долго вытряхивал его из волос.
А ночью в пустыне было холодно. Мих, подавляя отвращение, прижимался к теплому, урчащему драконьему брюху, неприятно-змеиному на вид, голому, желтоватому, в темных разводах.
Данники отнеслись к хмурому лекарю спокойно. С разговорами не приставали, болеть пока никто не собирался. За проезд он заплатил.
И кормили хорошо. Улыбчивая, хрупкая на вид женщина, единственная в караване, варила по вечерам кашу на сале, гороховую похлебку или острый суп из сушеной баранины с красным и черным перцем. Мих всегда просил добавки.
Поднимались Данники затемно, когда было еще прохладно. Мих с трудом открывал покрасневшие, припухшие глаза, заматывал голову пропотевшей тряпкой, влезал, кряхтя, на своего дракона, потерявшего где-то в драке кусок хвоста и одно убогое крыло. Впрочем, животное было смирное, ленивое, шло тихо и на многочисленные попытки переднего всадника заставить его двигаться побыстрее лишь жалобно всхрюкивало. Миху это было на руку. Гнать в «Фиате» по автобану — это пожалуйста, а драконий галоп в его планы не входил.
В пустыне Мих никогда раньше не бывал. Лишь видел в кино и по телевизору в той, прошлой жизни. Бесконечные барханы, будто покрытые желтой гофрированной бумагой, выцветшее от жары небо, прыскающие во все стороны разноцветные ящерицы, при первой же опасности старающиеся зарыться как можно глубже в песок. Иногда какая-нибудь невезучая рептилия проскальзывала перед драконьей мордой. И, хрусть и ам, исчезала в узкой зубастой пасти.
А еще миражи. Неожиданно появляющиеся и так же неожиданно исчезающие на горизонте. Тающие, как шарики мороженого, неясные картинки загадочных миров: блистающие серебром и золотом горы с деревьями в ледяных ветках, стаи белых птиц на фоне красных облаков, идущие в битву воины с копьями и щитами, высокие стены каменных фортов.
Один раз Миху показалось, что промелькнула вдалеке несущаяся прямо на него электричка. Но видение это мгновенно исчезло, заставив долго биться сердце, и больше не появлялось.
За поездку Мих поправился на жирных харчах. А еще лекарь до синяков отбил задницу, у него разболелись и загноились глаза, кожа на руках сильно высохла, а кое-где потрескалась до крови.
Поселок Регнауш показался на горизонте через неделю. Сначала Мих принял его за мираж. Но низкие, обмазанные глиной домишки, финиковые пальмы, похожие на воткнутого головой в землю страуса с голой шеей и зеленым хвостом, спешащие по делам люди не рассеялись в белесом мареве, а наоборот, все приближались и приближались, пока караван не уперся в плетеные из колючих веток ворота.
Регнауш был построен рядом с бившим из земли источником. Короче, был он оазисом. Воды здесь было вдоволь, но люди все равно выглядели так, как будто их долго и тщательно вялили на солнце.
Мих отыскал таверну, залпом выпил целый чайник травяного отвара, подремал на жесткой скамейке. Пока купцы разгружали и сортировали товары, нашел мальчишку-проводника до Каменной Крепости.
Хозяйка таверны, похожая на жаренную на углях подметку от сапога, прониклась к Миху симпатией. Сама отвела в маленькую, чистую гостиничную комнату, принесла кувшин теплой, нагретой на солнце, воды, примочки для загноившихся глаз, угостила отменными финиками. Они действительно были отменные. Сочные, сладкие, тающие во рту. Таких лекарю еще есть не приходилось.