— Совершу, — сообщил Мих фразе. — Как только разберусь, что ты от меня хочешь и почему за мной ходишь. И русский откуда знаешь, Штирлиц доморощенный.
Мальчишка сморщился, послюнил пальцы, попытался стереть белые буквы.
— Ходят тут всякие, хулиганят. Увижу, кто — пожалуюсь Па. Он с ним разберется.
Мих наступил на что-то твердое. Нагнулся и поднял винтовочный патрон.
— Ух ты! — мальчишка протянул тощую лапку. — Это же дуля. Целая. Чур я нашел! Целая — это редкость. Если ее в очаг кинуть, знаешь, как бабахнет! Только Ма потом голову оторвут. Давай, ты еще поищи, везучий какой!
— Патрон, винтовочный, — поправил Мих.
Мальчишка не обратил на его замечание никакого внимания.
Мих и вправду оказался везучим. Через какое-то время в ладони пацана было зажато уже пять дулей, а сам он преданно кружил вокруг лекаря, как щенок, повизгивая от счастья.
Мих и сам разохотился, прошелся по всей крыше, прощупал каждый уголок и достал из углубления в плите, присыпанном мусором, полевой бинокль с одной треснувшей линзой. Осторожно протер находку уголком рубашки, поднес к глазам. Все как надо: далекий танк сразу оказался на расстоянии протянутой руки. Мих подозвал пацана, дал ему посмотреть в окуляры.
— Это я тоже нашел! — заверещал мальчишка. — Это тоже мое! Моя стеклоглазка. Ведь я тебя сюда привел!
Мих даже спорить не стал, молча отвесил пацаненку полновесного щелбана.
Но мальчишка и так сообразил, что зарвался. Что против высокого мужика с крепкими руками шансов у него никаких. Но и не очень-то расстроился, с удвоенной энергией заскакал вокруг, предвкушая, как удивятся все в поселке. Даже угостил Миха взятыми в дорогу финиками.
Мих отошел к углу стены — по нужде. Прежде чем развязать тесемки на штанах, внимательно вгляделся в кучу нанесенного желтого песка вперемежку с пустынными колючками. И забыл, зачем он сюда шел. Из кучи торчала кобура: потрескавшаяся, запыленная, коричневой кожи. От пистолета или револьвера. А вдруг не пустая? Мих воровато оглянулся, наклонился, вытащил находку, открыл. Так и есть. Револьвер системы «Смит энд Вессон». Название было аккуратно выгравировано на металлической части рукоятки. Мих откинул барабан, высыпал содержимое на ладонь. Стреляных гильз не было. Пять латунных патронов с черными свинцовыми головками желтели в руке. Подарок. Подарок из прошлого. Теперь осторожно, чтобы не увидел мальчишка, убрать револьвер обратно в кобуру и повесить на пояс. Уж эту находку Мих никому не покажет.
Возвращались усталые, по самой жаре. Мих повесил находку на шею на хорошо сохранившийся кожаный ремень.
Мальчишка перекладывал патроны-дули из ладони в ладонь и пытался считать. Получалось плохо, так как из всех цифр он не путался только в единице.
— Одна, и еще одна, и еще одна… — тяжело пыхтел он над сложной задачей.
— Пять, — подсказывал Мих. — Пять.
Мальчишка соглашался и начинал считать заново.
По возвращении в поселок Мих повалился в тени на скамейку — отдыхать. А мальчишка, наоборот, развил бурную деятельность. Всех обегал, всем сообщил о загадочной находке, всех предупредил, что без него ну никак не обошлось. Взрослые и дети подходили к Миху, уважительно брали в руки стеклоглазку, смотрели вдаль, удивлялись. Жалели, что не оказались такими внимательными, что давно не ходили в Крепость, посчитав, что все ценное оттуда уже унесли.
— Я тебе за нее три серебряных таллена дам. Ну хорошо, пять. Ты посмотри, стекляшка-то битая, — подошел к Миху с предложением Лабус.
— Извини, — отказался Мих. — Эта вещица мне дорога как память.
Вечером в таверне Мих поужинал в одиночестве. Дочка хозяйки, ни дать ни взять носатая вобла, принесла ему постной похлебки, кусок хлеба и кружку местной самогонки.
— Из саксаула они ее гонят, что ли, — подумал Мих, недоверчиво пробуя вонючую, мутную жидкость.
Пришла хозяйка, села рядом, завела разговор.
— Ты вправду лекарь, Мих?
— Да, вправду. Кто-то хворый тут у вас?
— Нет, просто так спросила. Лекаря нет у нас в Регнауше. Хорошо бы ты остался. Не бедствовал бы. Остепенился. Женился. Хоть на дочке моей, Мольке. Первая красавица в поселке. За кого попало не отдам.
При мысли о красавицах Регнауша Мих развеселился, попросил еще самогонки, хлопнул Мольку по жесткому заду, глянул на женщин в бинокль.
— Не могу я остаться, — доверительно сообщил он хозяйке. — Мне домой надо.
— Ну и где дом-то твой?
— Если бы я знал…
Глава 4
Глава четвертая
— Дорогой мой, на чем держится Мир?
— Мой дорогой, Мир держится на Заклятиях Первого Данника.
Из разговора двух умных магов
Ивка
На рассвете Ивка присела отдохнуть под кустами бузинника у мелкой, весело журчащей вокруг мокрых валунов речушки. Всю ночь она без остановки прошагала на юг, стараясь оставить столицу как можно дальше позади себя. Темнота ей не мешала — от Ма Оницы досталось Ивке в наследство ценное свойство хорошо видеть в темноте. Оберег давно перестал жечь, но Ивка упорно шла вперед, пока, наконец, совершенно не выбилась из сил. Она была уверена, что и поиски ее таинственным незнакомцем, о котором рассказал главный маг, и горячий амулет — это все из-за золотых монет, которые теперь, после продажи трех чеканок, лежали кругляш к кругляшу у нее в кошельке. Ну что, скажите на милость, в мире дороже и нужнее денег? Но Ивку голыми руками не возьмешь!
«Рот не разевай, людям не верь, рассчитывай только на себя и вообще не будь дурой, а то съедят и не подавятся», — девушка хорошо запомнила наставления, данные ей перед дорогой Ма Улликой.
Ивка и собиралась рассчитывать только на себя и вернуться домой посмотревшей мир, живой и с деньгами.
Девушка напилась ледяной воды, развязала котомку, достала сладкую медовую булку. Булка и несколько яблок остались после вчерашнего завтрака в гостинице, запасливая Данница унесла их с собой. Она бы и масло захватила, и сметану, но не во что было сложить.
Смешные они там все-таки, в столице. Кормили ее, неизвестно зачем, икрой подземной рыбы. Ивка бы с гораздо большим удовольствием съела вареного мяса с огурцом и хлебом. Мясо и в хорошие годы не часто появлялось у них в семье на столе, а уж в последние и вовсе исчезло. Ивка представила себе мозговую косточку в миске густой гороховой похлебки и мечтательно вздохнула.
Девушка сидела, зарывшись ступнями в прохладный песок, и ждала. Ближе к полудню, когда солнце стояло почти в зените, послышался скрип колес. Хромой дракон с тусклой, а то и вовсе опавшей в некоторых местах чешуей, уныло тянул повозку с рассохшимися рессорами. В повозке сидели две лисобоицы: узкие морды, полуоткрытые пасти с острыми зубами, черные бусинки глаз, красные косынки на лбу, узлом завязанные на затылке.
Та, что правила драконом, натянула поводья густо покрытой шерстью рукой с обломанными когтями, спросила лающим низким голосом: «Куда путь держишь, девушка? Подвезти?»
Ивка поднялась, одернула юбку: «Ищу караван, который пойдет в Маковую Долину».
Лисобоица в задумчивости поправила косынку: «Мы с матерью возвращаемся в поселок. Но завтра кто-нибудь из наших обязательно будет проезжать мимо Южного Перекрестья, где сходятся большие дороги. Там ты должна найти то, что ищешь. Переночуешь в поселке? Я с тебя медную монетку возьму за это. Надеюсь, они у тебя есть».
— Есть немного. Спасибо. Переночую.
Лисобоица протянула широкую ладонь, помогла Ивке забраться в повозку. Дракон, недовольно всхрюкнув, напустил лужу и похромал дальше.
Поселок лисобоев был совсем незаметен с дороги. Здесь не любили посторонних глаз. Норы были тщательно прикрыты еловым лапником, костровища присыпаны пожухлой листвой, драконы отведены глубже в лес. Если присмотреться, то можно было заметить темные тряпки, развешенные на натянутых между стволами веревках.