Тем более что пока она думала, — пришла боль. Пришла незаметно, подкралась на цыпочках, обняла за спину, сухой лапкой прошлась по животу, затаилась глубоко, в самой середине. Занятая тревогой из-за амулета, Ивка не сразу обратила на нее внимание. А когда обратила — боль как-то вдруг отступила. Пропала, будто ее и не было. Пришла — ушла. Чего не бывает.
Ивка вздохнула посвободнее, посмотрела из-за развевающегося полога, как Славен, закусив губы и блестя глазами, нахлестывает драконов. Какой же он все-таки красивый. Прямо сердце заходится. Как от тоски.
Неожиданно, словно нагнанные всемогущим магом, закрыли небо темные тучи, похожие на грозовые. Медленно, неохотно, будто кто-то стал сыпать на землю крупную соль, пошел снег, покрывая дорогу. Порыв холодного ветра забрался в фургон, Ивка поплотнее запахнула плащ.
И тут боль пришла во второй раз. Теперь уверенно, по-хозяйски. Накатила, покрыв лоб каплями пота. Живот напрягся, внутрь словно напихали горячих углей. И Ивка почувствовала, как теплая жидкость стекает вниз по внутренней стороне бедер. И только тут до нее дошло — начались роды. Неожиданно, до срока, когда далеко не вся решетка на бумаге покрылась тщательно вычерченными крестиками. Это было неправильно. Это было — конец всему. Это было — как камнепад на узкой дороге. Как поскользнуться над пропастью. Как в горящий дом шагнуть.
— Славен! — откидывая полог, закричала Ивка. — Славен, что делать?
— Не мешай, — досадливо ответил Славен с козел. — Дорога сложная здесь. Крутая и вьется сильно.
— Славен! Я рожаю!
— К потеряшам! — Славен натянул поводья, остановил драконов, скатился на землю. Махнул ехавшим в переднем фургоне: «Езжайте, мол».
Подбежал к чуть не упавшей с высоты Ивке, поддержал под локоть. Ивка согнулась в поясе, придерживая поясницу: ее тошнило.
— Давай я тебя уложу, и мы поедем дальше. Нельзя нам здесь задерживаться, — Славен потянул Ивку обратно к фургону.
Вместо ответа Ивка села прямо на снег. Изо рта сам собой вырвался крик. А потом ее опять вырвало. Славен маялся рядом. Похоже было, что он сейчас схватит Ивку в охапку и затолкает за полог. Хвост, все время вьющийся рядом, оскалил зубы, зарычал тихонько.
— Надо ехать, — опять заговорил Славен. — Я понимаю. Тебе больно. Но надо ехать…
Ивка, морщась, набрала в ладони снега, обтерла лицо. На минуту стало легче.
— Я сейчас, — бормотала она, сгибаясь к земле. — Я сейчас. Вот отпустит. Отпустит чуть-чуть.
Славен подал Ивке руку — помочь подняться. Неожиданно прямо над самой землей пронеслась огромная тень, захлопали крылья. Горный орел Иллик нацелился на одного из путешественников. А может, просто на собаку. Все трое чудом успели откатиться в сторону, под прикрытие каменного уступа.
Драконы испугались, встали на дыбы и понесли.
— Куда! — кричал Славен. Но было уже поздно.
На крутом вираже дороги фургон завалился в сторону и с грохотом полетел в пропасть, увлекая за собой обоих драконов. Славен и Ивка просто застыли на месте — так быстро и неожиданно все произошло. Иллик испугался поднятого падением шума, улетел прочь. Славен подошел осторожно к краю пропасти. Там, далеко внизу, лежал разбитый фургон колесами кверху и драконы с неестественно выгнутыми шеями.
— Что же теперь делать? — Ивка так растерялась, что даже испугаться не успела. Даже боль на мгновение куда-то ушла.
— К потеряшам… Да уж, попались, — Славен топтался рядом. — Ты должна была терпеть. Все равно я ничем помочь не мог. Женщины в поездке — всегда к неприятностям. Идти можешь?
Ивка только головой покачала. Она и стоять-то толком не могла. Опустилась на колени. Легла на промерзшую дорогу на бок, подтянув ноги к груди. Так было легче.
Славен прошелся туда-сюда, хмуря брови. Попытался Ивку приподнять. Сказал, осторожно подбирая слова: «Вдвоем мы точно тут пропадем. Ты подожди здесь, а я за подмогой сбегаю. Первый фургон не мог еще далеко отъехать».
— Ты точно так думаешь? — у Ивки на ресницах стыли слезы. Оставаться одной было очень страшно.
— Не сомневайся! — Славен воспрял духом, засуетился, попытался устроить Ивку поудобнее под нависающим над дорогой каменным козырьком. Под ним по крайней мере можно было спрятаться от снега. Чмокнул торопливо в холодную щеку. — Жди.
Сначала попятился задом, потом повернулся и побежал прочь. Сердце гулко скатилось вниз. Ивка прижала ладони к потрескавшимся губам: «Он вернется. Он обещал».
Только глаза отводил, когда прощался. Только уж больно легко ее оставил. Только, даже если Славен догонит второй фургон, — как тот развернется на узкой дороге?
Боль с новой силой скрутила низ живота. Ивка не выдержала и закричала хрипло, сжав в руках сдернутый с головы платок. Хвост, испуганно прижав уши, протяжно завыл в ответ.
Маг-У-Терры и Мих
«Листы в тетради закончились. Я пишу остатками грифеля на обложке, обшитой с лицевой стороны потертой, но все еще источающей тонкий запах, кожей, стараясь как можно теснее ставить буквы, как можно дольше растягивать удовольствие. Что за странная любовь к бумагомаранию? Может, и не к добру вложил перо в мои неумелые пальцы учитель мой, господин Сурик. Но выбора у меня все равно не было. Род Магов-У-Терры всегда был славен учеными и книгочеями. Из десяти самых знаменитых философских трактатов два были написаны моими предками. Даже Ма могла без проблем поставить подпись под важным документом, если возникала такая необходимость. А ведь образованных женщин в нашем королевстве не так и много. Говорят, даже наша королева едва-едва научена читать и писать. Что уж там говорить о принцессах и герцогинях.
Может, занимая пальцы грифелем, а голову — словами, я пытаюсь отвлечь себя от тревожного беспокойства, которое вот уже несколько дней разлито в воздухе и делает его вязким, как овсяный кисель, и горьким, как полынная настойка. Я дышу этой тревогой, она пропитала мои легкие и печень и не дает мне спать по ночам. А когда наконец, изрядно измучившись, удается задремать, мне снятся пугающие знамения: пожирающее все вокруг пламя, ядовитые дожди, потоп и мор. И мертвые, утонувшие в крови, покрытые язвами, изрезанные мечами люди.
А сегодня мне привиделся черный, как смоль, говорящий кот с белым пятном вокруг глаза. Кот представился непонятным именем «Барон» и обозвал меня дураком. А потом вцепился когтями в руку. Я проснулся в холодном поту и обнаружил, что вдоль правого предплечья вьется кровоточащая царапина. А в ушах звенело горным эхом: «Выполни свое предназначение, мой друг. Выполни свое предназначение».
Мне кажется, что ни я, ни Мих больше не принадлежим себе. Что все наши поступки уже предопределены, и двигает нами невидимая сила, направляя в нужную сторону и не давая свернуть с пути. Драконы не слушаются возницу и тянут карету, куда считают нужным, дорога простирается впереди ровным, как будто заботливо выметенным полотном, и ни одна туча не омрачает ясного неба. Например, два дня назад меня поразила страшная лихорадка. Сильный жар всю ночь напролет трепал тело, застилал глаза красным маревом, выворачивал суставы и путал мысли. Лекарь говорит, что уже опасался за мою жизнь. Но к утру, как по магическому заклинанию, все неожиданно прошло и я, бодрый и подвижный, как семилетний мальчишка, снова был готов к путешествию.
Мне кажется, что мир наш, твердо стоящий на трех драконах ли, подвешенный в небесных сферах или просто плывущий в пустоте, покачнулся, потерял равновесие и готов либо взмыть в недосягаемые дали, либо рухнуть в страшную пропасть. Все зависит от его величества случая. Я и Мих должны подыграть ему, но как это сделать, я не знаю.
Мих не чувствует этого. Он странный, Мих. Похож на всех остальных людей и в то же самое время будто не погружен в нашу жизнь, а пребывает где-то рядом, не соприкасаясь с ней особо. Будто поплавок на воде. Я спрашивал лекаря, где он родился и из каких краев пришел. Он только рукой махнул: «Лучше тебе этого не знать, маг. Многие знания — многие печали».