Сердце моё, где бы оно сейчас ни было, заколотилось словно бешенное, разум взвыл, а я… я отпустил руки, уходя на самое дно ванны и испытывая агонию, что чувствует каждый утопленник. Адское пламя разгоралось и в лёгких, и в душе. И вот случилось то, что начало пугать меня ещё сильнее. Прямо уже по-настоящему.
Провалившись в кровавую тьму, уходя всё глубже и словно будучи запертым в утробе, лицезря сияние столь раздражающего и непонятного света, сквозь чрево матери… Я чувствовал как нечто уже обволакивает глазные яблоки, заходя куда-то под череп и касаясь их с обратной стороны. Как под кожей моей что-то шевелиться, словно внутрь вен влезли скарабеи.
Я хотел кричать, но рот мой слипся. Я хотел замахнуться и ударить, но руки налились свинцом. Хотел попробовать бежать, но как бы не дрыгал ногами, всё равно стоял на месте. То был кошмар, который достиг апофеоза и просто парализовал меня, опустив на колени, прямо среди пылающего асфальта, который плавился и становился озером сажи, среди уходящих в его глубь домами.
Я был там… был в тот день, когда совершил то, что никогда не смогу простить. Один из грехов, которые никто и никогда не опустит. Никакой Лазарь, никакой Папа Римский, ни один из их Богов не сможет даровать прощения ни за это, ни за другое. И никогда эта ноша не станет легче, сколь бы хороших дел сделал, как бы рьяно не каялся и не плакал — ничего не измениться, ведь прошлое уже случилось и оно будет со мной до самого конца.
Конца, который я хотел приблизить, но не имел на то ни права, ни возможности.
— Что ты чувствуешь? — раздался её голос.
Крики… я начинал слышать крики, что хотел оставить в этих кошмарах. Запереть вместе с той силой за этими дрянными печатями. Пусть сила, прошлое, память, частички души — пусть всё остаётся там. Пусть оно уйдёт и никогда не вернётся — хотелось выкрикнуть всё это, но я молчал. Молчал, потому что знал, что никогда не попрошу об этом.
— Посмотри мне в глаза, — продолжала говорить она.
Я не мог открыть их. Я боялся, мне было страшно. Эмоции океаном возвращались ко мне. Я давно не чувствовал ничего такого, отвык от постоянного присутствия злого Рока, что рано или поздно подведёт итог деяниям мирским. И речь не о Боге, не о вере, не о смерти… речь о… речь о том, что неизбежно.
— Просто… не понимаю… почему? За что? Зачем? Разве… разве у этого была хоть какая-то разумная причина? — шептала она и стояла уже передо мной.
Я чувствовал её дыхание, зажмурился, что есть силы, но словно бы видел как слёзы уже собираются в уголках её глаз. Вина, стыд, страх… они были здесь, они возвращались. Они меняли меня и делали это куда сильнее Адама.
— ЗА ЧТО?! — раздался крик и наконец-то меня ударили.
С невиданной силой я словно кукла полетел прочь, но это принесло хоть какое-то облегчение. Удар за ударом, крики бессчётного числа людей сгорающих в адском пламени стали хором, который я не должен был забывать. А затем ещё удар, ещё… меня рвали и кромсали, но умереть я не мог, как и уйти на дно этого озера из расплавленного асфальта. Тут же исцелялся, куда быстрее, чем раньше. Чувствуя, как слабость отступает.
Вторая печать была снята.
Она дополняла прошлую, делала айсберг шире и больше, а также открывала доступ к уже куда большей силе, чем просто физическая мощь. И постепенно кошмар уходил… приходило осознание, в очередной раз… я проходил через тот же цикл, через который прошёл в день, когда стал заклятым врагом маленькой девочки, у которой не осталось ничего. Ничего кроме этой ненависти ко мне, что давало ей силы к жизни.
Девочки, что ныне была стара, но ненависть в ней горела столь же сильно, как и в тот день. Она никогда не простит, никогда не забудет. И никогда не даст мне спокойно спать. Всегда будет рядом, напоминая о том, что нельзя забыть. И удар за ударом наносил Эрика, крича и плача, пытаясь найти ответы и причины того, почему я так поступил. Но не получала их.
А я лежал… лежал ровно до того момента, как сила не вернулась полностью. И вот случилось тоже, что и тогда… ведь страх, позор, стыд — это были эмоции, которые я научился подавлять. Первыми пришли эмоции, а сразу же за ними пришёл и способ их контроля, подавления. Они шли в комплекте.
Первая печать возвращала силу телу. Вторая печать возвращало власть над разумом. Я сам становился хозяином своих мыслей и эмоций. И вот очередной удар Эрики был пойман. Её кулак оказался сжат ладонью. Медленно я поднимался на ноги, выкручивая её руку.
Я не хотел бить её, но и не мог дать ей бить меня.
Глаза мои были всё также закрыты, но когда я полностью встал… я открыл их… посмотрел на собственные деяния, на учинённый ужас и количество жертв… разрушенных судеб… Вина… вина была на многих за те деяния. Моя вина была огромна. Я это понимал, принимал и хуже всего было то, что я готов был поступить так ещё раз. А жалел я лишь о том, что в тот день не смог перебить всю Багровую Десницу, не разорвал в клочья каждого бойца Последней Надежды, не стёр с лица земли всех, кто противостоял мне.