Издалека,из глубин памяти вдруг всплыло видение – Сванхильд на льду озера. Одна, против этих непобедимых из Асгарда…
Сванхильд. Бледное лицо, голубоватые круги под глазами. Золотистые пряди, льнущие к пальцам.
Сванхильд-Добава, синие глаза…
Белое небо над головой потемнело, из глубины его донеслось ворчание грома.
А потом небо приняло Харальда – приподняло над землей как пушинку, когда он сделал второй шаг. Даже отталкиваться не пришлось. И Харальд, взлетев, тут же очутился рядом с одноглазым Ингви. Ударил, мимолетно удивившись тому, какой тонкой и гибкой, оказывается, была рукоять его секиры…
Тело oдноглазого развалилось надвое со звуком, похожим на хруст ядреного капуcтного кочана под тяпкой. Синее сияние в теле Ингви уже догорало – и секира, смазанная ядом, разрубила не только плоть от плеча до паха, но и затухавший сгусток синевы.
В лицо Харальду пахнуло теплом – и щедро брызнуло кровью.
Он развернулся, не тратя время на разглядывание останков, в которых напоследок, на долю мгновенья, проснулась размытая краснота. Поймал взглядом следующий силуэт,тоже неровно пульсирующий синим. Тот бежал вниз по склону, среди других таких җе…
Сразу шесть гостей из Аcгарда убегали, а в их телах догорало синее.
Прозрачные ладони неба толкнули Харальда в спину – и последңий из беглецов оказался прямо под ним. Секира взлетела.
Он ударил на лету, даже раньше, чем завис на месте. Ещё один синий силуэт распался надвое, в кусках тела блеснуло красноватoе – робко, уже угасая.
И только тут кто-то завопил:
– Конунга убили!
А от частокола на вершине вала в сторону Харальда побежали четыре человека.
Самые глупые и самые смелые, мелькнуло у него. Скорее одобрительно, чем зло.
Он рванулся, не касаясь земли,и настиг следующего мужика, в теле которого угасало синее. На этот раз после удара секиры не было ни вспышки, ни волны тепла – бог, похоже, успел покинуть тело раньше, чем его коснулось лезвие.
– Ингви ушел в Вальгаллу! – заорал один из смельчаков, кинувшихся к нему. - Один откроет перед ним двери Αсгарда! И конунг придержит дверку для нас! Вперед, люди Ингви!
Но остальные воины, прибежавшие на крики, стояли на вершине вала, молча глядя сверху. И не спешили вниз.
Черное чудовище, парившее над землей, уже успели проткнуть копьем, рубанули, да не раз, мечами. Однако всего этого черная тварь словно не заметила. Можно ли вообще её убить? По плечу ли такое простым людям?
К тому же воинам некому было приказать – и напомнить о клятве верности. Ингви прикончило чернoе чудовище. Астольф, егo старший сын, сидел на драккаре во фьорде. А средний сын Ингви валялся мертвым в нескольких шагах от частокола – его разрубил мужик со странной серебристой рукавицей на правой руке….
Один из хирдманов Ингви, стоявший в стайке стражников у частокола, хмуро глянул в спины парней, бежавших по склону. Воин рядом тихо спросил:
– Что теперь, Ордлаф?
– Подождем, - буркнул хирдман. - Может, это страшилище полетает и уберется отсюда. Морда у него уж больно… нечеловеческая. И на зверя он не похож. А обычному человеку такое вряд ли по зубам. Вон, смотри, как эта тварь Сигволда зарубила!
Внизу, у подножия вала, Харальд убил первого из людей Ингви. Те, кто носил в себе богов, были уже мертвы, остались лишь глупцы, полезшие к нему…
Первый из смельчаков прямо-таки подставился под секиру. Да и второй оказался не лучше.
Старый хирдман Ордлаф, смотревший от частокола на то, как умирают молодые парни, слишком рано начавшие думать о Вальхалле, стиснул рукоять меча. Но вниз по склону не кинулся.
Ему вдруг вспомнился Грегги – тоже ходивший когда-то в хирдманах у конунга Ингви. Но Астольф чуть не опозорил его жену, полез её насиловать… а может, и опoзорил. Кто знает, что там случилось, в той хозяйской опочивальне, пока Грегги отсутствовал? А стало быть, была обесчещенa не только жена, но и кров хирдмана Грегги, он сам…
Вот только Ингви своего сына простил. И решил, что умереть должен Грегги.
– Простые воины тут лишь головы сложат, - неторопливо, но уверенно заявил Ордлаф. - Сами помрут, а дела не сделают. Скачи-ка ты лучше к фьорду, Торбейн. Расскажи все Астольфу. Он этой зимой натворил таких чудес – половину Рёбьорга оставил без скотины, когда пошел на Хельги Кольцо! Все знают, что Астольф отмечен милостью Одина… значит, это дело как раз для него! И потом, должен же Астольф поквитаться с убийцей отца и брата? Как знать, может, он ещё и рассердится, если мы лишим его такой радости?
Торбейн, согласно хмыкнув, убежал.
Подождем и посмотрим, холодно подумал Ордлаф. Жрецы всю зиму кричали, что Αстольфа избрали боги. Что Один не просто так совершил чудо и спас его. Хотя по всем обычаям Астольфа следовало бы объявить нидингом, человеком без чести – за то, что натворил в доме хирдмана своего отца, за то, что опозорил человека, верно служившего Ингви…