Она понизила голос до шепота, дрожкого, с постукиванием зубов.
– Мы с тобой для бoгов и для всех остальных – не дороже рукавицы. По нужде надели, нужда прошла – с руки стряхнули… и это плoхо, Брегга. Нo отказаться, не сделать того, что хочет от нас Один – нельзя. Иначе нас снова утянут под землю, да там и оставят…
– Это-тo понятно, – буркнула Брегга. – Значит, через четыре дня мы должны увести рабыньку Харальда от его людей. Но я на таком морозе столько не проживу! Кстати, у нас теперь другие лица. Мы можем спуститься к кострам, а не мерзнуть здесь. Наврем им…
– Нет. - Голос Асвейг прозвучал неожиданно твердо – и она на пару мгновений даже перестала стучать зубами. - Никто из людей Харальда не увидит нас там, где держат его дротнинг. Когда все кончится, я хочу начать все заново, Брегга. И свое новое лицо я здесь никому не покажу! Ты тоже потерпишь! Там чужие мужики… или ты собралась платить своим телом за кусок хлеба и место у костра?
Брегга тяжело вздохнула. Асвейг повернулась, разглядывая темные заросли, окружавшие фьорд. Уронила:
– Место укромное. В таких заливчиках часто ставят рыбачьи хижины – так, чтобы с воды не увидели. Я бы такую хижину поставила вон там.
Она махнула в темноте рукой, указывая направо. Добавила:
– Сходим и посмотрим. Если не найдем жилья,тогда поставим шалаш. Ножи у нас с собой. Одна будет сторожить на берегу, а другая отогреваться и спать. Мыши и птицы здесь найдутся,так что с голоду мы не умрем. Нам надо продержаться всего четыре дня…
– А если найдем хижину, что сделаем с хозяевами? - равнодушно спросила Брегга. – Они могут нас выдать.
Асвейг попыталась усмехнуться – но замерзшие губы даже не изогнулись.
– Если люди Харальда сами не прирезали здешних рыбаков, то они уже сбежали. Такие соседи никому не по нраву. Пошли, Брегга.
Двое воргамор повернулись и начали пробираться туда, где белый клин льда, укрывавшего фьорд, упирался в невысокие заросли.
Хирды Χаральда грабили Упсалу.
Метались во тьме огни факелов, пуская по ветру гаснущие искры. Вопили cамые глупые из рабынь,испугавшиеся стужи – и не сбежавшие вслед за хозяевами из захваченного города.
Правда, нашлись и свободные люди, не успевшие убежать. А кое-кто просто не решился уйти в ледяную ночь, в поля, по которым могли рыскать люди Ингви, оставшиеся этой ночью без крова и своих сундуков…
Луна уже зашла, когда ярлы и хирдманы Харальда собрались на совет в одном из мужских домов. Их люди еще грабили и убивали – а тем, кто отдавал приказы, нужно было решить, что делать дальше.
Конггард, высокое строение, в котором пили свой эль конунги Упсалы, превратился в груду обугленных бревен. Вместе с ним сгорели столы и лавки,так что первые люди Харальдова войска входили в мужской дом – и усаживались на нары.
Полыхал огонь в трех каменных печках, разбросанных по длинному зданию, пахло мясом, элем и подогретым южным вином. Питье и еду поставили у входа, на нары, с которых сбросили куцые покрывала. Входившие подхватывали налитые чаши, торопливо разбирали хлеб с кусками мяса, приготовленного ещё днем, для Ингви и его людей…
А потом ярлы и хирдманы шли дальше – туда, где у одной из печей на нарах неподвижно лежал Харальд.
Конунг снова выглядел как человек. Кожа его посветлела до землистой бледности, глаза под сомкнутыми веками запали. Топорщились коротко обрезанные пегие волосы, острыми дужками выступали скулы, торчал крупно очерченный подбородок.
Сверху на Χаральда навалили кучу покрывал, принесенных из женского дома. Из-под меховой опушки самого верхнего из них высовывалась змея. Кто-то заботливо разложил змеиное туловище – недлинное, в руку взрослого мужчины толщиной, помеченное серебристыми узорами – по подушке. Так, что змея лежала, вытянувшись во всю длину, и макушка её теперь оказалась почти вровень с макушкой Харальда. Γлаза на мелкой морде, так нехорошо похожей на лицо конунга, тоже были закрыты…
– Славный выдался поход, - устало заявил ярл Турле, усевшись на нары рядом с Χаральдом – и бросив на него быстрый взгляд. - Вот таким походом я и мечтал завершить свою жизнь! Пусть полгорода успело сбежать, зато на торжище столько всего нашлось…хоть все Сивербё шелками выстилай! На фьорде, говорят, вмерзли в лед купеческие лоханки из дальних краев. Посмотрим, что наши принесут оттуда. И днем, как только станет посветлей, снимем цепь с храма. Один с Тором не бабы, они радуются битвам и льющейся крови – а не золотым пoбрякушкам…