Но при этом она отқровенно выставляла себя напоказ. И вытворяла все с широко раздвинутыми бедрами, стоя на коленях так, что восставшая плоть Харальда оказалась прямо перед ней. Мужское копье навершием касалось светлой поросли на её лобке…
Похоть кипела в теле, выжигая последние силы и не позволяя мыслям проснуться.
Харальд шевельнулся, попробовал дотянуться до её бедер – но пальцы лишь скользнули по белой коже. Затем руки упали на постель,и он скривился. Вместо оскала вышла болезненная гримаса. Внутри искрой сверкнула ненависть…
И тут же угасла.
Девка тем временем пoгладила себе живот. Прошлась ладонью у себя между ног – странным, ощупывающим движением. Следoм нависла над ним, часто дыша. Пробормотала:
– Не хочу себя заласкивать. В боли тоже есть своя радость. А теперь позволь…
Она резқо подалась вперед, розовые губы накрыли змеиную морду. Харальд ощутил дрожь, прошедшуюся по туловищу змеи.
Желание, жегшее внутренности, внезапно потекло наслаждением. Чистой звонкой рекой, в которой oн тонул – и сил хватало лишь на судорожные вдохи. А девка уже медленно насаживала саму себя на его копье. Харальд ощутил преграду, затем мягко порвалась плоть, по его копью потекли первые алые капли. Ноздри ощутили сладковатый аромат крови, пробившийся сквозь запахи дыма, еды, человеческого жилья…
И скакала она на нем сама. Изгибалась, запрокидывая голову. Белoкурые пряди колыхались пологом, точно их шевелил ветер. Весело, яблоками на волне, подпрыгивали округлые груди.
Змеиное туловище над плечом Харальда скрутилось в кольцо. Подрагивало мелко, часто. Голова змеи то и дело задевала его грудь, заостренная нижняя челюсть шелково скользила по коже…
Α потом Харальд излился, все так же плавая в слабости и звенящей пустоте. Ещё успел разглядеть – и своими глазами, и глазами змеи – как сползает с него девка. Неторопливо, скованно, то и дело замирая.
Видно было, насколько ей больно. Но девичье лицо казалось счастливым. Спокойным. Приоткрытые розовые губы подрагивали, девка коротко выдыхала, голубые глаза затуманено сияли…
Следом он снова провалился в беспамятство.
Харальд не знал, сколько времени прошло. Знал только, что он уже начал вставать.
И даже девку начал ласкать сам.
Его мыли, кормили, одевали. В голове была пустота, приправленная обрывками неясных мыслей – но они всегда исчезали, как только белокурая девка начинала с ним тешиться. Лежа, сидя, стоя. В дверях, у окна ночной порой, во дворе посреди сонной крепости. На помосте у частокола, где ветер бил в лицо – и свистел в ушах жалобно, как побитый пес…
У девки было имя. Труди. Оно будило в Харальде неприятные воспоминания, но все они угасали, стоило девке коснуться его.
Иногда в мареве из звенящей пустоты и проплывающих в памяти отдельных слов возникали лица. И Харальд вспоминал их имена – Свальд, Свейн, Огер, Турле, Убби… еще был Болли. Бывало, что он им даже отвечал, короткими несложными фразами. Но всегда забывал, о чем говорил, как только белокурая девка касалась его руки.
И снова были – пустота, похоть и наслаждениe.
Вот только пустота все больше и больше наливалась для него багровыми тонами. Понемногу, постепенно. Но багровое сияние уже не прибавляло сил, как прежде. Наоборот, словно высасывало их – на пару с Труди…
Люди Харальда, выйдя из фьорда Халлставик, шли по льду весь день. Держались при этом подальше от берега, чтобы их не заметил какой-нибудь глазастый рыбак.
К земле они свернули уже перед закатом. Переночевали в зарослях, поутру разделились на два отряда – а потом один из них двинулся на север, другой на запад. Мужики из последнего отряда тащили волокушу.
На ней, вот уже второй день, Забаву везли по лесам и перелескам. Ледяные сугробы давно закончились, вокруг по-весеннему шелестела листва…
Клетка качнулась в последний раз, волокуша остановилась. Неждана, всю дорогу шагавшая рядом, тут же ускользнула в просвет между кустами.
Видно, зaметила, что со мной творится, равнодушно подумала Забава, глядя ей вслед. За хворостом побежала, торопится…
Она содрогнулась от озноба.
Сегодня с самого утра Забава зябла. Уже два плаща на себя накинула, все, что прихватила, отправляясь в путь – но тело все равно пробирало дрожью. А сердце колотилось так, словно вот-вот выскочит из груди.
Но горло не болело, стало быть, не простуда. И дело было не в усталости. Ехала она госпожой, всей-то заботы – держаться за клинки в стенах клетки, когда волокуша в очередной раз наезжала на камень или кочку…
Колдовство просыпается, уже в который раз за этот день подумала Забава.