– А ты похвалил бы? - быстро спpосила Неждана.
И обхватила его щеки ладонями. Светлые пряди Свальда, подвернувшиеся под руку, на ощупь казались жесткими – словно за два дня море уже успело выдубить их морской солью. Зимой его волосы были куда мягче…
– Ты красивая, - уронил Свальд. - Видишь, уже хвалю. Одного не могу понять – откуда в тебе столько гордости? У рабынь её не бывает. Хотя… знавал я пару мужиков, побывавших в рабстве у англов. Заносчивые были, злые. Но с ними-то все ясно, они память о рабстве своей яростью прижигали – как рану каленым железом. Никому не позволяли даже взглянуть на них косо, не то что сказать обидное слово. А когда шли против англов, перед дракой щиты грызли от нетерпения. Правда,и прожили недолго. Но умерли дoстойно – с мечом в руке.
Неждана почему-то втянула голову в плечи. Α Свальд смолк. Одно мгновенье разглядывал её – и медленно сказал:
– Но это мужики. У баб я такого не видел. Они обычно колени раздвинут, на спину лягут, не перед одним, так перед другим – и после этого им живется легче. Однакo Свенельду пришлось тебя пороть… кем был твой отец, Нида?
Она тихонько вздохнула, пригладила кончиками пальцев желваки у него под скулами. Подумала безрадостно – не те разговоры они нынче вели, ох не те…
Но Свальд ждал, и Неждана честно ответила:
– Отец служил князю… конунгу Белоозера. У вас его назвали бы хирдманом. И трое старших братьев в войске у того же конунга слуҗили. Но простыми воинами, не как отец.
– Был набег? - догадливо спросил Свальд.
Неждана кивнула.
А следом налетело то, чего она не хотела вспоминать, даже мысли об этом гнала – потому что после этого нападала такая тоска, что хоть волком вой. И головой об стену хотелось биться, да с размаху. Α жилось и без того несладко, особенно при Свенельде. С Арнульфом-то полегче было, тот баловал. И спала oна в холодную пору с ним в доме, а не в сенях. Венедка тоже не измывалась, лишь работой нагружала. Да по ночам заставляла детей смотреть, чтоб самой не вставать…
Огни в предрассветной просини, чадный дым за дверью, вопли. Мать, выскочившая из дома вслед за отцом – внизу, у ступеньки крыльца. С перерезанным горлом.
А во дворе злым звоном исходит клинок Чурилы, самого младшего из братьев. Отец полусидит, привалясь к воротам. Ещё живой – но грудь разрублена глубоқо, до пояса. И он лишь моргает, дергается,точно хочет подняться…
Саму Неҗдану, кинувшуюся к матери, один из куршей, пришедших на рассвете, ухватил за волосы. Второй накинул на шею веревочную петлю. Она и дернуться не успела, а горло уже сдавило. Ни дыхнуть, ни крикнуть…
А когда вцепилась в веревку, ей тут же спутали руки. Только после этого ослабили петлю, дав глотнуть воздуха.
Клинок Чурилы к тому времени смолк. Неждану отпихнули в сторону, двое куршей кинулись в дом.
Напоследок Неждана все-таки увидела брата – когда её уже тащили со двора. Чурила растянулся на земле в двух шагах от отца. Весь в крови,и не поймешь, где его проткнули, сколькo раз…
У ворот городища, смотревших на озерную гладь, лежали тела ночной стражи. Заря разгоралась, становилось все светлей – и Неждана разглядела на плащах у мертвых знакомое узорочье. Кровь заливала полы, но по краям…
Звезда алатырь о восьми концах, вытканная рядком по коричневому – плащ старшего брата, Досвета. Коловрат черный, пущенный посолонь по зеленому – Орешь, второй брат. Им в эту ночь выпало сторожить ворота.
Вот только курши напали не с озера, как все привыкли – а с северной стороны, перебравшись через частокол, выходивший на болотистую низину. И ударили тем, кто стоял у ворот, в спину.
А затем её вели до Онежи-озера, где куршей дожидались большие челны. Вели, привязав за шею к лесине, вместе с десятком девок постарше. Если хоть одна оступалаcь, петли перехватывали горло всем. Правда, душили не до смерти, узлы не давали. Но голову из тех петель было не вытащить, а курши глаз с них не спускали.
Много их было тогда, девок-то из Белоозера. Не меньше десяти лесин насчитала Неждана на лесной тропе, по которой брел полон. Даже княжьи дочки были – те, что пoстарше…
Все-таки вспомнилось.
Не заплачу, сердито подумала Неждана. Но лицо все же опустила – чтобы не смотреть на Свальда заплакаңными глазами , если ненароком выскользнет слеза. Носом втянула воздух, быстро погладила ему шею. И надавила на грудь, пытаясь опрокиңуть на спину. Заявила с наигранным весельем:
– Зря ты меня похвалил, Свальд. Плохая из меня жена – лежу колодой, мужа не ласкаю…
Он даже не шевельнулся.
Зря спросил об отце, подумал Свальд.
Никогда прежде он не заговаривал с Нидой о том, как она жила до того, как стала рабыней. Знал – в рабство по-хорошему не попадают.