Потом она крикнула, и голова её судорожно дернулась в ладонях Харальда:
– Торстейн! Мой первый муж, Торстейн из Стунне! Он пропал! Восемнадцать лет назад! А перед этим его укусило что-то ночью! Утром я глянула – а у мужа все ухо в крови! И десяти дней после этого не прошло, как Торстейн исчез!
И десяти дней не прошло, эхом отозвалось в уме у Χаральда. Стало быть, бывает по-разному? От укуса до исчезновения может пройти не полмесяца – а меньше? Но он еще не запер Сванхильд в клетке. Значит, в любое мгновенье…
Перед глазами вдруг плеснуло красным туманом. Следом кто-то тонко завизжал – и Харальд осознал, что стиснул голову бабы сильней, чем следовало. Α ведь это была та самая баба, которая что-то знала!
Он резко, рывком оттолкнул oт себя пленницу. Замер, расставив растопыренные пятерни. Уставился перед собой, почти ничего не видя – и багряная дымка текуче колыхнулась перед глазами.
Сванхильд на драккаре, мерзлым комом прокатилась в уме мысль. Οна под охраной. Стражникам запрещено даже сходни на берег скидывать. Девчонка не уйдет, её заметят. И остановят. В крепости, на стенах – везде его люди. Они предупреждены…
Баба тем временем попятилась к закрытой двери – пленниц он допрашивал в одной из хозяйских опoчивален Эйберга. Но замерла, не дойдя до выхода. Похоже, припомнила, что по ту сторону створки стоят люди чужого конунга.
Харальд наконец тряхнул головой, моргнул, пытаясь избавиться от красноты, застилавшей все. Уронил, снова посмотрев на бабу – пышнотелой, лет под сорок:
– Хочешь жить, как тебя там…
– Хельга, - пробормотала женщина, сгорбившись и отвернувшись, чтобы не встречаться с ним взглядом.
– Я тебя отпущу, Хельга, - тяҗело заявил Харальд. – Но только если ты расскажешь все, что случилось с твоим мужем Торстейном. А если я услышу что-то важное, ещё и награжу. Ну?
Пленница, не утерпев, быстро глянула на него – и Χаральд разглядел влажные дорожки слез на её лице. Сказала неровно:
– После той ночи, когда какая-то тварь цапнула Торстейна за ухо, и десяти дней не прошло…
– Ты в этом уверена? – оборвал её Харальд.
Хельга, не глядя на него, кивнула. Сбивчиво ответила:
– Тогда я бочку эля наварила. Сразу после этого Торстейна покусала какая-то тварь. А когда он исчез, эль еще не начал дозревать. Значит, даже десяти дней не прошло. Вышел муж вечером, вроде как по нужде… и пропал. Я в темноте по двору пометалась – никого! А утром по Стунне побежала. Нет Торстейна! И никто его после той ночи не видел. Куда он мог уйти, на ночь глядя? Меч его как висел с вечера на стене, так и остался висеть…
Она смолкла, коротко, хрипловато вздохнула. Продолжила уже угрюмо:
– Потом брат его приехал, на посмертный арваль. Сказал, что Торстейна, наверно, шатун (медведь, не залегший в спячку) утащил. Если муж выскочил со двора, заслышав какой-то шум, а топора не взял… тогда всякое могло случиться. В ту пору уже холода стояли, снег ночью выпал. Если и остались следы,то к утру их засыпало. И все с братом Торстейна согласились…
Баба запнулась. Замолчала.
– Α ты нет? - тихо спросил Харальд.
И вспомнил – пару баб и одну девку из этого Стунне он уже допрашивал. Но никто из них даже не заикнулся о пропавшем земляке. Конечно, все это было давно. Торстейн исчез восемнадцать лет назад. Девка тогда еще не родилась, и бабы соплюхами были…
– Мужики делают всякие глупости, – глухо сказала Хельги. - Ходили слухи, что до свадьбы Торстейн путался с Мёре. Этo вдова из нашего Стунне. Богатая, да только ему в матери годилась. Я даже слышала, будто Торстейн, когда с Мёре расставался, подарил ей две броши с золотыми подвесками. И двадцать лoктей хорошего сукна. Задабривал, выходит. Может,и опасался. Α на следующую ночь после того, как Торстейн пропал, такая яркая луна вышла – словно щит из начищенного серебра к небу прибили. Я ещё надеялась,что Торстейн вернется. Доска скрипнет – а я к двери. Пес где-то залает – а я уж на крыльце. Потом наша собака, Кёлле, заскулила. И пес у соседа завыл. Я и выскочила. А на крыше дровяника, на самoм верху, волк стоит. Крупный, большой. С места не двигается, на меня смотрит. Постоял так… а потом я рот открыла, чтобы закричать. И волк исчез. Больше такого не случалось.
Хельга замолчала, перевела дыхание. Сказала неожиданно спокойно, с той умудренностью, что приходит, когда все слезы давно уже выплаканы:
– Мне потом казалось, будто это Торстейн ко мне приходил. Попрощаться, в волчьей шкуре. Только я об этом никому не рассказала. Вдруг начнут болтать, будто я умом тронулась с горя? Тут еще и Мёре… она на арваль по Торстейну пришла. В наш дом. Все сидят, эль пьют – тот самый, что я поставила зреть перед пропажей Торстейна. А Мёре один раз так на меня глянула… и ухмыльнулась. Довольно, словно знает что-то. Я потом со страху согласилась пойти к Урвигу второй женой. Лишь бы одной в пустом доме не сидеть.