Никогда не понимал людей.
— Все хорошо? — поинтересовалась Василла.
— Вполне, — я не был уверен, что мне нравится то, как девочка смотрит на меня. Вместо того чтобы сказать что-то осмысленное, я спросил, как она себя чувствует.
— Рада быть здесь, — ответила она. Самым грустным было то, что ей действительно здесь нравилось, а ведь Василле было не больше шестнадцати. Ее преданность долгу заслуживала всяческого уважения, но ведь предполагалось, что это бремя следовало нести нашему ордену, а не человечеству. Меня мучила вина всякий раз, когда я смотрел на нее.
— Ты же писарь, — сказал я ей. — Не понимаю, почему ты посвятила себя войне.
— Даже писарь может стрелять, Гиперион.
Я не нашел что ответить. Анника ощутила мою неловкость или внимание, поскольку отложила болтер и вопросительно подняла бровь.
— В чем дело?
— Мы можем поговорить? — спросил я. + Наедине. +
— Конечно, — сказала она, беззвучно добавив, — «здесь?»
+ Здесь было бы в самый раз. +
Она откашлялась, привлекая внимание товарищей.
— Дайте мне пару минут, — сказала она остальным. Они цепочкой прошли мимо меня. Лишь Кловон попытался на выходе встретиться со мной взглядом. Я проигнорировал его.
Когда мы остались одни, Анника присела на край верстака Дарфорда. Ее черные волосы еще были распущены, а я знал, что она заплетает их перед боем.
— Что-то не так? — спросила она.
— Все отлично. У меня есть вопрос, вот и все.
— Я знала, что ты спросишь. — От ее улыбки племенные татуировки на щеках изогнулись. Я не мог сказать, выражает она удовольствие или симпатию — мне нелегко было распознавать такие незначительные оттенки.
Я глубоко вдохнул и еще раз прокрутил в голове слова, прежде чем произнести их.
— Кем я был?
Анника потянулась через весь стол и взяла инфопланшет. Она коснулась экрана и принялась прокручивать информацию.
— Ты уверен, что хочешь знать? — судя по ее голосу, она дразнила меня или развлекалась. — На тебя это не похоже, Гиперион. Подобным образом переступать через традиции.
Тут не поспоришь.
— Завтра я умру, Анника.
Ее улыбка исчезла, словно солнце, спрятавшееся за облако. У нее хватило здравого ума не спорить со мной и не отказать в просьбе. Мы смотрели друг на друга достаточно долго, чтобы мне стало неуютно. Я не был уверен, почему.
— У меня есть информация, но она за несколькими замками с шифром, — ее голос становился все тише и мягче. — Мне потребуется несколько минут, чтобы ввести все пароли.
— Я подожду.
Я бродил по ее покоям, как нередко в прошлом она ходила вокруг меня. Вся разница была в том, что я ни к чему не прикасался, стараясь не раздражать ее. Я обошел поочередно все комнаты. В спальне Дарфорда царил хаос из разбросанного оружия и одежды, что мне показалось странным для столь щепетильного человека. В комнате Василлы практически отсутствовала мебель, кроме письменного стола и маленького алтаря. Комната Кхатан целиком пропахла ею — потом, дредами и долгими ночами.
— Гиперион.
Я пошел обратно к ней, чувствуя растущее в груди напряжение, которому не мог найти объяснения.
— Ты выглядишь… встревоженным, — заметила она.
— Я чувствую себя необычно, — мне пришлось сглотнуть и сжать кулаки, чтобы она не увидела, как у меня дрожат руки. В горле пересохло, из-за чего мне стало тяжело говорить.
— Ты… ты нервничаешь? — спросила она, ее голос опасно смягчился. Ее глаза были широко открыты.
— Это физиологически невозможно.
+ Что… что это за чувство? + вдруг спросил Малхадиил. + Что происходит? +
Я ощутил схожие вопросы от Галео, Энцелада и Думенидона, которые также потянулись к источнику странных ощущений.
+ Все хорошо, + я взял себя в руки и скрыл внутри обуревавшие меня чувства, не позволяя им просочиться наружу. Биение моих сердец начало замедляться.
— Гиперион… — мягко позвала Анника.
— Просто ответьте, — сказал я резче, чем намеревался. — Пожалуйста.
Она не передала мне инфопланшет. Вместо этого инквизитор соскользнула с верстака и подошла к главному экрану-оккулюсу гостиной, установленному на правой стене. Анника вставила инфопланшет в гнездо, и экран загорелся.
Я увидел мальчика. Некачественный пикт мальчика лет пятнадцати, хотя изображение было зернистым и искаженным. Он был худым, голодным и больным. Его глаза были темными, дерзкими, подозрительными.
Но больше всего он выглядел уставшим.
Нет. Это ложь. Больше всего он выглядел, как я.