Рядом с ним стояла Кхатан. Ее золотистые глаза смотрели с прищуром, в их глубине читалось неудовольствие. Она была одета в шкуры, через плечо привычно перекинуто копье. Всякий раз, когда Кхатан оказывалась под крышей, она становилась похожа на загнанного в угол зверя в дредах. Мне не нужно было читать ее мысли, чтобы знать, что она испытывает скорее раздражение, чем страх. Кхатан всегда жаждала открытого неба. Она никогда не говорила об этом, но кошмары, мучившие ее во время долгих космических перелетов, были чрезвычайно яркими и малоприятными. В своих снах она всегда попадала в ловушку, всегда задыхалась, пытаясь вдохнуть несуществующий воздух.
Василла, с ног до головы облаченная в черное, пришла сюда не сражаться. Под ее глазом красовалась вытатуированная лилия, словно красная чернильная слеза. Ее лицо обрамляли короткие волосы цвета красного дерева. Ей нельзя было дать больше семнадцати, хотя даже в этом я сомневался. Я не слишком хорошо разбирался в человеческом возрасте, но Василла находилась на пороге между девочкой и женщиной.
Как и Дарфорд, она была безоружна. Но, в отличие от утонченного мордианца, это ее нисколько не беспокоило. В отсутствии болтающихся за спиной баков с прометием и огнеметной установки в маленьких кулачках она сцепила свободные руки над животом и переплела пальцы словно в молитве.
Гарвен Меррик не расстался с громоздким дробовиком, переброшенным на спину. Все просьбы разоружиться им игнорировались, даже когда приказ ему отдавала сама госпожа. Он носил свои исцарапанные, перекошенные доспехи арбитра, на которых не осталось знаков различия, только погнутая медная аквила на нагруднике. Если Дарфорд открыто и с гордостью демонстрировал свою былую принадлежность к армии, то Меррик представлял собой его малопривлекательную противоположность. Он до сих пор не отказался от своих старых доспехов только потому, что те были надежными, удобными и привычными. Бывший арбитр удалил с панциря все следы своей прошлой жизни в качестве стража порядка. У его ноги неподвижно застыл кибермастиф, в холке достававший Меррику до бедра. Затянутыми в перчатку пальцами Меррик почесывал за заостренными сенсорными узлами, которые служили кибернетическому псу ушами.
Грешник был последним. Кловон, лицо которого представляло собой месиво из старых шрамов, перекрытых татуировками аквил, был куда смертоноснее с картами, нежели с пистолетом на бедре и перевязью с метательными ножами на груди. Не в первый раз я удивился тому, что инквизитор терпит его. Отвратное создание.
Анника вздернула подбородок, наверное, не подозревая, что напоминает сейчас норовистую лошадь. Холод кристаллических глаз делал ее взгляд еще более сердитым. По правде говоря, это властное и свирепое выражение красноречивее всяких слов говорило о ее характере. Пару раз под таким взглядом приходилось стоять и мне.
Регент продолжал улыбаться.
— Мы приветствуем вас при нашем дворе, — сказал он, протянув ей перстень для поцелуя.
Анника не сдвинулась с места, стройная и гордая, настоящая дочь Фенриса и агент Священной Инквизиции. Я ощутил, как разрастается в ней гнев. Регент совершил огромную ошибку, хотя это было уже не важно.
— А предыдущий инквизитор? — Голос Анники походил на недовольное урчанье. — Его вы приветствовали так же?
В толпе придворных раздались смешки, словно она сказала что-то очень остроумное. Ее неудовольствие становилось все горячее и сильнее. Я чувствовал, как ей хочется схватить болтер и положить конец фарсу, но пока перевес сил был не в ее пользу.
Даже для дворца планетарного губернатора регентские палаты были чересчур роскошными, их пышность граничила с карикатурностью. У стропил тронного зала порхали псайбер-херувимы со стягами из белого шелка, восхвалявшими святость регента и победы далеких Хетских полков Имперской Гвардии, одержанных во многих войнах. Выращенные в чанах клонированные младенцы летали на антигравитационных ангельских крылышках из белого железа, хихикая или монотонно жужжа при обмене данными и время от времени запевая хором. Отвратительные украшения. Я считаю, что подобные создания — гнусная и богохульная растрата ресурсов. Разве человечеству приличествует разводить бездушные подобия истинной жизни? Конечно нет.
По обе стороны от расстеленного на полу красного ковра выстроилась почетная стража из мраморных статуй, каждая из которых представляла собой закованное в доспехи и вооруженное изображение одного из правителей прошлого, которые пальцем не пошевелили, не говоря уже о том, чтобы поднять меч, для защиты своего мира. Династия, увековеченная в камне, гордо взирала на толпу придворных.
Трон регента, очевидно, был создан мастером, вдохновлявшимся картинами художников, фантазирующих в жанре «я своими глазами видел Золотой Трон Императора!» Этот выживший из ума мебельщик явно старался. Украшенные витиеватым орнаментом широкие подлокотники крепились к изогнутой высоченной спинке, сам трон покоился на двенадцати пузатых ножках. На мгновение мне стало любопытно, какому разуму подобное могло показаться красивым. Никакие слои позолоты не могли спасти этот уродливый предмет, олицетворявший богатства планеты. Сейчас он был зримым воплощением абсурда, охраняемым стражами регента и возвышающимся над океаном придворных, переливающимся всеми оттенками красного.
— Моя дорогая… — начал было регент.
Его шелковые одеяния натянулась, с трудом сдерживая телеса. Я никогда не понимал людей, позволяющих себе лишний вес. Пусть человек не мог бороться с возрастом без денег и ювенант-медицины, но можно ведь бороться с собственной ленью. Порочное тело — порождение слабого разума.
— Вы будете обращаться ко мне «инквизитор Ярлсдоттир», — отрезала Анника. Из толпы прихвостней опять послышались смешки.
— Инквизитор Ярлсдоттир, — в очередной раз улыбнувшись, согласился регент. От него не скрылось то, что ее злят подобные насмешки. Даже не прикасаясь к его разуму, я заметил в его глазах блеск догадки. — Мы с превеликой радостью узнали о вашем прибытии. Полагаю, вам пришлось по душе пребывание на нашем мире? Сезон урожая — час воздания хвалы Императору. Скажите мне, инквизитор, слышали ли вы гимны, которые доносятся из храмового района? Разве сии звуки не способны ублажить всякую душу?
— Я получила последнее астропатическое сообщение от инквизитора Келмана. — Анника медленно обвела взглядом весь зал. — Я здесь от имени Его Священнейшего Величества, дабы исполнить волю Его Священной Инквизиции.
Новый взрыв смеха. Даже многочисленные подбородки регента задрожали, словно он с трудом сдерживал хохот. Не читая его разум, я не мог сказать, была ли эта уверенность показной или же он искренне полагал, будто все идет хорошо.
— Мы ведь пригласили вас ко двору, не так ли? — на мгновение его медоточивый голос заставил мой мысленный щуп проникнуть глубже, и я представил продолжительные речи, которые он произносил перед народом. Несмотря на внешний вид, он был искусным оратором, что значилось в его досье. Сейчас я заметил первые тому свидетельства.
— Довольно, регент! — Анника все еще не схватилась за оружие. Она лишь обернулась. — Я не позволю вам утянуть этот мир с собой в мятеж. Покайтесь, и ваша казнь будет быстрой. Ваших приближенных заключат под стражу, а потом отпустят, если во время дознания не всплывут признаки ереси.
Улыбка сползла с лица регента. Его придворные еще перешептывались и фыркали, но смешков больше не было слышно.
— А если я окажу сопротивление?
Анника ощерилась в фенрисийской улыбке и процедила сквозь оскал:
— Окажете сопротивление — живым этот зал не покинет никто. В любом случае пост имперского регента Хета прекратит свое существование до солнцепада.
Солнцепад. Еще одно фенрисийское выражение. Анника всегда возвращалась к старым привычкам, когда теряла самообладание. Наверное, скоро она начнет рычать.
— Ты слишком много на себя берешь, девочка, — сказал регент. За его зубами шевельнулась чернота.
— Будет назначен военный губернатор, который примет на себя руководство Хетом на время неспокойных месяцев. Твой мелкий клан… — она выплюнула последнее слово, — даже не попадет в свитки истории.