Ясно, - вздыхает Фелиппе. – Что ж, сам дурак. Надо было мне мучить тебя, - бормочет он куда-то в мое плечо, и в его голосе я вдруг ясно чувствую закипающие слезы. И внезапно понимаю сам, что не готов и к другому – не готов отказаться от того, что вдруг начала предлагать мне судьба. Возможно, не так уж много хорошего мне предстоит на обещанном мне пути через ад.
Нет, - отвечаю я, и прижимаю его к себе так крепко, как только могу. – Ты не потерял меня.
Ох, Сев, - он всхлипывает, чертя носом мокрую дорожку по моему сюртуку, и я, несмотря на вновь мелькающее перед глазами лицо Альбуса, чувствую себя почти счастливым.
Воспоминания об уничтоженных страницах я решаю просмотреть у себя, и Фелиппе сгружает их в принесенные из подвала флаконы, выстраивая их рядком на столике. А вот мое досье я буду читать здесь. Фелиппе приносит из холодильника мясо и вино, и заботливо подсовывает мне бутерброды, пока я читаю расшифровку рун. Ничего необычного в них нет, чары как чары, однако мой взгляд задерживается на тех, что защищают того, кто просматривает воспоминания, от негативных эмоций участников событий. Думоотвод, без сомнения, зачаровывал маг, обладавший большим жизненным опытом. И, кажется, он даже в десятки раз дороже, чем я думал вначале.
Как ты его достал? – спрашиваю я Фелиппе, который, устроившись рядом на подлокотнике дивана и несколько нависая надо мной, торопливо пережевывает бутерброд.
Премия за хорошую работу, - хмыкает он, отрывая тонкую полоску от большого куска вяленого мяса и дразнящим движением отправляя ее в рот. – Италия – очень бедная страна, что магическая, что маггловская. Поэтому премии нам платят конфискованными артефактами, - увидев мое недоумение, поясняет он. - Думоотвод – очень редкий артефакт, не каждый знает, что он из себя представляет. В каталогах европейских артефактов его точно нет. Перекупщики тоже не знают, что это такое. Вот и конфисковали его у них как незаконно продаваемую ритуальную чашу. Сам понимаешь, как мало стоит ритуальная чаша, - улыбается Фелиппе. – Поэтому когда мне предложили выбрать премию из конфискованного второсортного товара, и я увидел у них думоотвод, то не стал сопротивляться.
А он меня удивил. Не такой уж он, оказывается, и правильный.
Разве думоотвод не мог бы тебе помочь в работе в полиции?
Фелиппе пожимает плечами.
Предлагаешь отбирать воспоминания насильно? Под веритассерумом люди рассказывают все сами.
А пересматривать свои собственные?
В нашей семье есть уже один думоотвод. Если возникнет такая необходимость, я доберусь до него за пятнадцать минут. Я когда-то взял этот для себя, но ни разу им не воспользовался, так что можешь с полным правом им владеть. А если тебя смущает его стоимость, то ведь мой долг жизни гораздо больше его стоимости.
Я чуть было не открываю рот, понимая, что я даже ни разу не подумал о том, что по законам магических связей Фелиппе мне теперь должен до тех пор, пока ему не представится случай спасти мою жизнь. Искушение воспользоваться этим и закрепить связь, несомненно, велико. Но - слишком хорошо помнится поттеровское «Все, Сопливус, теперь ты должен мне. И учти, что если бы не Рем, я бы никогда не стал спасать твою жалкую шкуру». А еще – вновь вспоминаются слова девчонки Брокльхерст, точнее, ее обожаемой герцогини: «война – это всегда выбор: победить или прекратить войну». Кажется, я сегодня уже чуть было не совершил одну огромную ошибку. И – на секунду передо мной встает любимое лицо – Лили точно была бы недовольна.
Я отказываюсь от твоего долга жизни, - говорю я спокойно и смотрю Фелиппе прямо в глаза.
Сев, - он отвечает мне странным взглядом, в котором почему-то полно сожаления, и качает головой, - я не отказываюсь от него.
Я продолжаю смотреть на него, и вдруг понимаю, что я же прекрасно знал, что он это скажет, потому что за исключением 5% Слизерина, на 95% Фелиппе – это поровну Гриффиндор и Хаффлпафф. Удовлетворение от собственного поступка исчезает с быстротой Экспеллиармуса. Что ты опять вообразил, Сопливус? Тебе никогда не удастся и на десятую часть сократить расстояние между тобой и такими, как Лили.
Отворачиваюсь и, продолжая держать в руках пергамент с рунами, закрываю глаза. Фелиппе опускается на диван рядом со мной, обнимает.
Сев, ты что? – бормочет он суетливо, утыкаясь теплым носом мне в шею. – Отчего ты расстроился? Все же хорошо. Правда, хорошо? – и его идиотская бессвязная речь взламывает, растапливает корку льда, которой уже начало покрываться болото внутри меня. Но, увы, даже очищенное ото льда, это всего лишь болото…
Сбросив в думоотвод воспоминания, Фелиппе уходит к себе в спальню с охапкой книжек в руках, и я остаюсь один. Оказывается, он действительно читал оригинал моего досье. Я не успеваю удивиться тому, насколько же важное положение он занимает для того, чтобы получить доступ к подобным документам в чужой стране, как уже вижу, каким образом это было проделано. В запросе на имя начальника отдела по борьбе с международной преступностью Готфрида Кромуэла подробно рассказывается о выдуманных преступлениях, которые некто, похожий на меня, совершил во времена Темного Лорда (и после) на территории Италии.
Кромуэл, похожий на недооперившуюся и беззубую хищную птицу потомок древнего рода (уверен, что победи Лорд, он бы с таким же упоением служил и правительству Лорда), злобный и недалекий, еще до того, как приносят документы, начинает подобострастно уверять Фелиппе, что я наверняка тот, кто им нужен. Что меня «прикрыли свои люди», что он много лет ждал, что справедливость однажды восторжествует, и, видимо, наконец дождался.
После Фелиппе отводят отдельную комнату, которая закрывается снаружи на все то время, пока он просматривает досье. Однако в виду высокого положения его не обыскивают.
Нет, это не он, - говорит Фелиппе, когда много часов спустя Кромуэл возвращается за ним.
Огорчение Кромуэла просто не передаваемо.
Неужели нет никакой надежды? – спрашивает он, подгребая к себе пухлую папку, набитую пергаментами.
Абсолютно нет, - отрезает Фелиппе.
У меня создается впечатление, что если бы он не сказал об этом так категорично, Кромуэл мог бы даже настаивать. Но я вижу, что Фелиппе очень расстроен моим досье. Покидая обрамляющие собственно сам просмотр воспоминания, я возвращаюсь вслед за ним из коридора в ту самую комнату, сажусь за стол и начинаю медленно вчитываться в пергаменты.
И через час уже и сам почти начинаю верить, что Северус Снейп – это исчадье ада. Нет, ни капли вранья в страницах моего досье нет, все показания моих бывших (и, вероятно, будущих) «коллег» соответствуют истине. Однако поданы мои грехи так грамотно, что закрадывается подозрение, что над досье трудился кто-то, кто поставил меня утопить своей основной жизненной задачей. Вряд ли, конечно, к досье имел прямое отношение Рэнделл. К сбору материала – да, несомненно. А вот оформлял его кто-то более умный. Тонкая итальянская рука…
Уж не тот ли самый друг трудился над ним, который вставляет мне палки в колеса теперь? Хотел бы я знать… Но, учитывая, что вероятная ниточка связи с ним - Джулиус Андерс трудилась некогда в аврорате, вполне возможно, что охота началась еще тогда. Я вспоминаю про улики, внезапно возникавшие в 1982 году. В досье информации о них нет. Возможно, если бы Альбус не подсуетился и не стер бы память кое-кому в аврорате, те улики действительно бы стали последней каплей. Не так уж и далек Рэнделл от того, чтобы однажды выполнить свою угрозу и достать меня.