Безумно люблю! Особенно в эту минуту.
Ты знаешь про пять стадий горя?
Нет.
Первая стадия – это когда ты не можешь поверить в происходящее, вторая – гнев на кого-нибудь постороннего, третья – торг, когда ты думаешь, что если бы ты сделал что-то по-другому, все было иначе.
Четвертая и пятая? – спросил я, помешивая желтоватое варево.
Четвертая – депрессия и отчаяние. Пятая – смирение. Теоретически, жить нормально можно, если ты добрался до пятой, но все застревают на третьей. Люди, остановившиеся на третьей, годами перебирают различные варианты. Но в конечном итоге, то, что произошло – это то, что произошло, и этому нет ровно никакой альтернативы. Знаешь, мне все время хочется переделать смерть отца. Он погиб на моих глазах, когда мне было тринадцать. В него выстрелил обычный маггл, и отец закрыл меня собой. Если бы он не сделал этого, пуля бы пролетела мимо нас обоих, а так она попала ему в голову. Мне до сих пор снится, как я его отталкиваю.
Мне иногда снилось, как я успеваю спасти Лили. Или вовремя, прямо по ходу разговора с Лордом, понимаю все про пророчество и уверенно вру ему, так, что он никогда не догадался бы, кого ему следует искать…
Если бы я согласился перекурить перед операцией, как Стефано намекал, возможно, он был бы жив. На самом деле, правда в том, что он мог умереть еще парой минут позже. Или через десять минут. И мой отец мог умереть на следующий день. Или через месяц во время следующей операции. Полицейский – вообще-то опасная профессия, - хмыкнул он, закатив глаза.
Пожалуй, то, что он говорил, имело смысл. Но если так, то со смертью Лили я тоже безнадежно застрял на стадии торга.
А с этими маггловскими катастрофами… - никак не мог угомониться Фелиппе. - У них, у магглов, есть статистика. Если десять человек должны были лететь на самолете, который разбился, и в последние часы сдали билеты или просто опоздали на рейс, то половина из них умрет какой-нибудь другой смертью в ближайшие несколько недель. Я знал одного нумеролога, он вообще вычислял дату смерти по дате рождения. Свою собственную он тоже вычислил. В тот день после обеда прилег под деревом подремать и умер. Он любил повторять, что каждый из нас всегда делает лучшее, что может.
Предлагаешь полагаться на это?
Он пожал плечами:
Я верю в судьбу и в пророчества, но также в то, что у каждого из нас есть выбор – принимать свою судьбу с гордо поднятой головой или стараться убежать от нее.
Ты знаешь свою судьбу?
Только то, как я закончу свою жизнь.
И откуда это тебе известно?
Ты что-нибудь знаешь о Книгах Судеб?
Нет.
У каждого древнего рода есть такая. После смерти отца меня приняли в род друзей моего крестного. Книга нашего рода находится в пещере в горах. К ней можно отправиться в трудный момент. Я сделал это, когда принимал решение, служить ли мне в полиции или заняться чем-то более мирным…
И?
Книга сказала мне, что я умру, сражаясь бок о бок с любимым человеком. Как ты понимаешь, я решил, что лучше я буду знать, как сражаться, чем умру не подготовленным.
И ты веришь в это?
Да, - просто сказал он. - Все ее известные пророчества до сих пор сбывались.
Фелиппе вдруг потянул носом:
От тебя пахнет пустырником… Ты… что? У тебя больное сердце?!!
Я зельевар, - фыркнул я.
Зельевар? Аааа.
Было странно, что Ричард или Джейн не удосужились сказать ему об этом. Для чего же он тогда распинался, рассказывая про ту девицу с Феликс Фелицис?
Вообще-то Джейн написала только, что ты ее друг, и просила помочь, и все.
И все! И он вот так запросто меня принял?! Не одного, конечно, а в компании с Ричардом, и все же!! Беспечность некоторых людей поражала меня, беспечность Фелиппе, пожалуй, даже вдвое – он был полицейским, однако элементарные правила безопасности его как будто не касались! Но, Мерлин мой, мало ли какие у кого друзья?!!
Разумеется, я не стал высказывать ему мои размышления. Но, вероятно, догадливость входила таки в его набор полицейских качеств, потому что он пояснил:
Меня защищает родовая магия старинной семьи. Если бы ты хотел мне зла, ты бы вообще сюда не зашел.
Это, должно быть, очень мощная магия?
Многие старинные семейства – наследники эльфов. Эльфийская магия малоизученна, но главное, что она работает.
Он говорил так складно, что я чуть не пропустил тот момент, когда он в самом деле стал захлебываться пеной, которую черная пыль образовывала в легких. В эту минуту я дал себе слово, что когда-нибудь пройду полный целительский курс, потому что были некоторые вещи, с которыми я справлялся с большим трудом. В конце концов мне удалось очистить его дыхательные пути.
После противоядия его протрясло, потом рвало всем подряд, потом, на некоторое время, наступило облегчение. Несколько минут он лежал тихо, вцепившись в мою руку, и тяжело дышал. Потом взгляд его стал осмысленным, и Фелиппе перевел его на плед, в который был завернут, а также на торчащий из-под него уголок простыни. Вдруг его щеки пошли очаровательными красными пятнами. Я фыркнул. Последний раз меня так стеснялся студент-первокурсник, которого я мазал зельем в больничном крыле.
Его пальцы сжимали мою руку как клещами, и я осторожно разогнул их и задержал в ладони. Его лицо стало неожиданно жалким и совсем юным. Ричард говорил, что Фелиппе – около тридцати, но я ощущал себя куда старше.
Я нашел для тебя способ разъединить контракт, - сказал он тихо, будто извиняясь за беспокойство. Его губы скривились в ухмылке. – Трудновыполнимый, единственный и не факт, что сработает.
Я провел рукой по его слипшимся от пота вихрам:
Давай ты расскажешь мне об этом завтра?
Он едва заметно покачал головой:
– Неизвестно, что будет завтра.
Ты же говоришь, что тебе предсказано… Соврал?
Нет. Просто… вдруг… А этого даже Джейн не знает. Я нашел это в инквизиторских книжках.
Хорошо. Я тебя слушаю.
Он помолчал, собираясь с силами. Каждое слово давалось ему с трудом. Надо будет все же пошарить в подвале, вдруг найдется, из чего сварить бальзам для горла…
Если контракт за девственность не был заключен, плату можно потребовать в любой момент. В таком случае любые другие контракты за девственность перестают работать. Если среди тех любовников твоего друга был хоть один девственник, и ты настоишь на том, чтобы он потребовал плату…
Но?
То, что он говорил, было слишком просто, чтобы не ждать подвоха. И мои ожидания не замедлили оправдаться.
Но нужно знать стихию того человека.
Того кого?
Любовника твоего друга, который управляет двумя контрактами. Его стихию следует исключить из ритуала… на всякий случай.
Фелиппе явно устал говорить, и я уложил его обратно на диван. Потом пошел и открыл окно. Теперь сюда долетал ровный отдаленный гул трассы, однако ветер был к лучшему. Малейшие следы пыли уже исчезли, но комната пропиталась запахом рвоты. Оставалось только надеяться, что Фелиппе так везет не на каждом дежурстве.
Его слова, конечно, не были совсем уж бредом. Однако вычислить стихию другого человека – чрезвычайно сложно, даже если ты наблюдаешь его вблизи, а уж когда вообще не знаешь, кто это такой! Редко даже сам волшебник открывает для себя свою собственную. Из всех известных мне магов это удалось не больше, чем десятку людей. Кроме того, в стихийных ритуалах должно было участвовать по волшебнику от каждой из стихий. Таким образом, нам выпадал шанс только в том счастливом случае, если стихия любовника Альбуса окажется вдруг землей. Ибо даже если бы Рожер Мальсибер согласился участвовать в подобном ритуале, я не был настолько самонадеян, чтобы полагать, что смогу вытащить его из Азкабана.
Извини, - прохрипел Фелиппе, утомленно прикрывая глаза. За эти пару часов его кожа высохла, и стала будто прозрачной. Казалось, она вот-вот начнет отшелушиваться, как кора. Впервые в жизни я поймал себя на том, что мне хочется поверить в пророчество.