Рабочие моменты
На другом конце города, а судя по ощущениям, на другом конце галактики, Ивонн на протяжении всего разговора с супругом мучилась от внезапно обрушившейся на неё мигрени.
Головная боль началась за пару минут до звонка мужа, она только успела выпить таблетку и ещё не оправилась. В такие минуты было ощущение, будто голову зажали в тиски, а в области правого глаза или где-то на переносице вбили огромный гвоздь, боль расплывалась по всему лбу, глазам, болели, казалось, даже корни волос.
Ивонн не могла думать, говорить, сидеть, она медленно вышагивала по своему кабинету, который по стилю больше напоминал будуар, но, несмотря на нарочито подчёркнутую неофициальность, был и уютным, и создающим рабочий настрой одновременно.
В таком состоянии её и застал звонок Эрика. Она с невероятным усилием что-то отвечала ему, не помня себя и совсем не концентрируясь на разговоре, не слышала даже свои мысли, только медленно потирала поочерёдно лоб и висок.
Во время разговора Ивонн почему-то вспомнила тот забавный случай, который произошёл с ней в Австралии, куда она отправилась в поисках своей дальней родственницы со стороны прабабушки. Это была её троюродная тётушка, одна из потомков кого-то из кузенов её прапрабабки.
Бабушка Иванна часто вспоминала своё детство в России и – всегда с заметной долей грусти – многочисленную родню, которую «развеяло по всем частям света за последние пятьдесят лет». Несколько лет назад, подключив к поискам детектива, Ивонн узнала, что дети одной из кузин прабабушки во время войны уехали в Австралию и в конце концов так и остались там.
Тётушка жила в Канберре, в пригороде, а ситуация, которую вспомнила Ивонн, заключалась в том, что на задний двор, где они обедали, пробрался скунс. Он сильно испортил воздух, и им в срочном порядке пришлось не только перебираться с веранды в дом, но и заказывать другую еду в китайском бистро.
Тётушка была настолько расстроена и смущена проделкой животного, что всё время извинялась и оправдывалась тем, что они даже специально не высаживали в саду никаких фруктовых деревьев из-за большой популяции живущих по соседству назойливых зверюшек. Эти проныры тогда бы совсем выжили их из собственного дома, расплодившись и заполонив собой всё благодатное пространство вокруг.
Ивонн эта ситуация здорово рассмешила тогда, она успокаивала старушку как могла, в тщетных попытках свести впечатление от проделки зверька к юмору, но тётушка была безутешна, чем вызвала ещё больше тепла и родственной любви к незнакомой, по сути, женщине. В её искренности и добродушии Ивонн увидела знакомые черты своей прабабушки.
Воспоминания о том забавном происшествии вызывали обычно слёзы умиления, но почему-то в этот раз оставили неприятный осадок, чувство брезгливости. Ивонн не на шутку удивилась, когда буквально физически почувствовала зловонный запах. «Я из-за этой мигрени скоро сойду с ума», – резюмировала Ивонн.
Поначалу она была рада звонку мужа – он редко баловал её вниманием. Однако Ивонн понимала, как важна для Эрика его работа, и, конечно, осознавала, как экономическая ситуация отражается на положении его дел в целом.
Ей действительно не хватало его участия, особенно при нынешних проблемах, его советов, его милых глаз и добродушной улыбки, особенно когда приходилось обедать одной.
Но одновременно она всякий раз испытывала необъяснимое чувство тревоги и вины, когда оставалась с ним наедине. Поэтому, когда Эрик сказал, что не сможет найти время, чтобы увидеться, она почувствовала облегчение.
Кроме того, мигрень наверняка не пройдёт и до вечера. Приступ был слишком сильным. В этом состоянии она меньше всего хотела встречаться с мужем в публичном месте. Ей вполне хватило их последнего выхода, когда она не смогла справиться с раздражением после звонка его секретаря, слишком резко и громко отчитывала его за то, что не сбросил вызов.
Да, она корила себя за непримиримый и резкий характер, ей было стыдно за несдержанность, причины которой она не могла понять до сих пор. Вина и стыд, крайний дискомфорт – эти состояния были постоянными спутниками Ивонн за последние… Сколько? Пять, десять? Наверное, не менее пятнадцати лет.
Выпив ещё две таблетки обезболивающего, Ивонн прилегла на кушетку и набрала номер дизайнера.
– Лили? – потухшим голосом сказала она в трубку.
– Положи на место! Ты себе спину надорвёшь! Это слишком тяжёлая коробка! – кричала девушка на кого-то на том конце провода. – Ивонн, прости, это я не тебе.
«А мне так не показалось», – подумала Ивонн и спокойно продолжила: