— Что?! — гаркнул государь.
Вижу, терпение у него лопнуло. Аж покраснел весь. Куда всё добродушие девалось.
— Воздействие, бездействие… Говори толком!
Эннариэль отчеканила:
— Сожалею. Моей магии недостаточно.
— Как это — недостаточно? — государь побагровел ещё больше. — Ты же высший эльв!
— А это — сын высшего эльва, — отрезала Эннариэль. — Я не имею полномочий взламывать его печать. Это может сделать только сам Домикус. Таков закон.
Государь потёр лоб ладонью. Видно, растерялся. Повернулся ко мне, сказал медленно:
— Погоди-ка… Говоришь, мать твоя известна. Кто она?
Ну, мне терять нечего, а молчать меня об этом не просили. Говорю:
— Мою мать зовут Иллариэль. Она жена Домикуса.
Раздался звон. Государь покачнулся, поднял руки к горлу, ухватился за орденскую ленту и оборвал её. Орден сверкнул бриллиантами и брякнулся на паркет.
Глава 6
На полу лежит, словно мусор какой, бриллиантовый орден, государь как рыба ртом воздух глотает. Смотрит на меня, слова сказать не может, в кулаке мнёт орденскую ленту.
Князь Васильчиков глаза сощурил, уставился, как змей, даже не моргает.
Парень в блестящем мундире осматривает меня с ног до головы, будто первый раз увидел.
Только эльвийка спокойно стоит, руки на животе сложила, лицо мраморной статуи состряпала. Типа — я не я, лошадь не моя, а вообще я предупреждала.
— Кирилл, — придушенным голосом сказал государь. — Позови Домикуса.
Парень в блестящем мундире коротко, резко кивнул, молча рванул к двери.
Князь пошевелился было, рот открыл, государь на него глянул — князь рот захлопнул.
Государь ещё рванул ворот, золотые пуговицы отлетели вслед за орденом. Развернулся, прошагал к столику, где стояли графины, отмахнулся от помощи важного дядьки в ливрее, сам набулькал из графина в бокал, залпом выпил. Видно, дело привычное.
Эльвийка покосилась на меня, подвигала губами, но ничего не сказала.
Там мы и стояли все молча, пока двери не распахнулись. Вошёл молоденький паж, весь в белом. Отступил на шаг, вытянулся возле двери. Через пять секунд вслед за ним появился высший эльв Домикус.
Видал я высших эльвов, они очень гордые. На статуи похожие, лица идеальные, и смотрят на всех, как на жучков мелких.
Домикус оказался не такой. Не сказать, чтобы очень высокий, и вовсе не мраморная статуя. Больше похож на артиста, что главного эльфа в трилогии про волшебные кольца играет. Усталый, но суровый мужик. Сам в простом балахоне, поверху ещё балахон без рукавов, и кручёной верёвкой по поясу перевязанный.
Прошёл его светлость Домикус в зал, остановился напротив государя, склонил голову. Не то чтобы низко, но с уважением.
— Ваше величество.
— Дорогой друг Домикус! — государь протянул руки. — Рад, сердечно рад!
— Это я рад видеть вас, ваше величество. Чем могу помочь?
Государь повернулся и указал на меня:
— Вот, взгляните, друг мой…
Домикус повернулся и взглянул.
У меня мурашки по телу пробежали, неуютно стало. Будто без штанов стою на сквозняке.
— Что скажете, друг Домикус? — нетерпеливо спросил государь. — Кто это?
Главный эльв поглядел, поглядел на меня, наконец сказал:
— Половина крови эльва, половина человека. Дар эльва неясен, дар человека определён по отцу.
Сказал это, и отвернулся.
— Что это значит? — государь покраснел ещё больше. Видно, надоели ему эльфийские заморочки хуже горькой редьки. — Чей это сын? Кто отец его?
Домикус вздохнул, сказал скучно:
— Вы уже знаете, друг мой Дмитрий Александрович. Хотите, чтобы я произнёс это вслух? Да, это ваша кровь. Ваш сын. А теперь извините — у меня много дел.
— Нет уж, постойте! — смотрю, государь вскипел весь, чуть пар из ушей не свистит. — Уделите нам ещё минуту, дорогой друг. Я понимаю, вопрос деликатный… Но и вы поймите — это вопрос династии.
— Согласно закону о наследовании, принятому великим государем Петром Алексеевичем, бастард не может наследовать трон, кто бы его мать ни была, — холодно ответил Домикус. — В данном случае то, что матерью является моя бывшая супруга, роли не играет. А теперь прошу простить. Дела.
Главный эльв глянул на меня напоследок, как на таракана, развернулся и вышел. Гораздо быстрее, чем вошёл.
Небось, тоже разозлился, только виду не показывает.
— До сих простить не может, что мы с Иллариэль… Двадцать лет прошло, — тихонько произнёс государь. — Ну что же, главное Домикус сказал, а он не ошибается. Добро пожаловать в семью, сын.