Глава 8
Я взялся за указку двумя пальцами и выдернул её из руки англичанина.
— Как благородно, — говорю, — тыкать в спину!
Джеймс Лоу поморгал на опустевшую руку. Глянул на меня, глаза округлились.
— Господин офицер! Вы здесь? Как поживай?
— Прекрасно поживаю, — я помахал отнятой у него указкой, как шпагой. — Ну-ка, господин Лоу, разъясните мне про лжеца. Немедленно.
— Ого! Господа, это дуэль! — сказали за моей спиной. Радостно так.
Смотрю, а вокруг уже кучка молодых офицеров, из них двое царских адъютантов. Обступили со всех сторон. Конечно, в телефончике здесь не посидишь, видосики не посмотришь. Одна радость — приколоться в реале.
Господин Лоу покраснел, потянулся за своей указкой — я отвёл руку.
— Вы меня не так понять, — говорит он. — Я сказать, что наши локомотив лучший в мире. Это есть правда.
— Так господин Краевский — лжец? — я уткнул остриё указки в грудь Джеймса Лоу. — Вы сказали — лжец.
Англичанин начал потеть. Испуганно оглянулся на своего посла. Лорд Гамильтон стоял в пяти шагах и разливался в комплиментах царской племяннице. Вот дамский угодник… Как его там — ловелас! А Елизавета Алексеевна стоит, глазки опустила, улыбается. Вот блин…
Так что британский посол наплевал на господина Лоу. Не заметил, или вид сделал. Разбирайтесь, типа, сами.
— Я… я не очень хорошо знать русский язык, — пробормотал Джеймс Лоу. — Я говорить другое.
— Фу-у… — сказали за моей спиной.
— Трус.
— Задай ему трёпку! — посоветовали громким шёпотом.
— Спустить его с лестницы!
— Обвалять в снегу! Нет, в навозе!
Ага, сейчас они мне насоветуют.
Говорю:
— Давайте-ка выйдем, господин Лоу. На свежий воздух.
Это я нарочно так сказал, чтобы без лишних глаз поговорить. Надо узнать, что там у них с экспертизой вышло, и почему инженер Краевский так зол. Он же взрыв расследовал, и про диверсию я допрашивал его. Инженер отпирался и говорил: экспертиза покажет. А теперь вон чего — за локти из зала выволакивают. Не к добру это. Ни один инженер — а Краевский спец, сразу видно — просто так скандалить не станет. Значит, есть причина.
Ну, офицеры обрадовались, зашумели. Сейчас в снегу валять будем, ага.
Джеймс Лоу бормочет, а сам весь красный:
— Господин офицер, я всё объяснить. Потом. Приходите сегодня вечер…
Лоу вытащил из кармана визитку, быстро написал карандашиком:
— Вот мой визитка. Я написал, где идти.
За моей спиной захмыкали:
— Фу.
— Фу. Трус.
— Какое ничтожество.
Взял я визитную карточку, сунул в кармашек фрака.
— Хорошо, господин Лоу. Я приду. Но и вы приходите. Если опоздаете, я вам уши на ходу отрежу.
Это я папашу Дюма вспомнил, как там в книжке про мушкетёров д’Артаньян грозился. Кажется, Портосу.
— Молодец! — меня похлопали по плечу.
— Так ему!
— Молодцом, штафирка!
— Нет, не штафирка, сказано же — офицер! — возразил кто-то.
— А может, дуэль? Господа, они же будут драться?
— Я буду секундантом! — тут же вылез один.
— Нет, я.
— Господа, я первый вызвался! — и ко мне: — Разрешите представиться, корнет Орлов. Не откажите…
И руку тянет — пожать.
Я повернулся к этой блестящей компании, протянул руку, отвечаю:
— Позвольте представиться, Дмитрий Найдёнов. Офицер полиции, сыскной отдел.
Никогда не видел, чтобы люди так быстро перестали улыбаться.
Все как-то увяли, отшагнули назад, отвернулись. Корнет Орлов отдёрнул руку, сделал вид, что просто хотел почесаться.
Попятились господа благородные офицеры, развернулись, смотрю — вот и нет уже никого. Желающих не нашлось идти в секунданты к полицейскому.
***
— Эй, есть кто-нибудь? — я пошарил в кармане и вытащил визитную карточку. Прочитал ещё раз. «Джеймс Лоу, эсквайр, ф. „Стивенсон и сыновья“, бла-бла-бла…
Внизу приписка карандашиком: «Музей при мастерских института путей с. я».
Не понял я сначала — какой такой музей при мастерских? Потом до меня дошло — это же мастерские при институте. Так раньше универ называли — институт. А «путей с. я» — путей сообщения. Опять же, понятно. Не сразу, но дошло — институт железнодорожного транспорта, вот это что.
При этом институте имеются мастерские, а при мастерских что? Правильно, музей! О как.
Технический музей оказался на задворках учебного корпуса. Пришёл я — уже темно, погода самая мерзкая. Огляделся вокруг — нет никого. Темнота, двери в мастерские закрыты на висячий замок. Ветер, сырость, холодина. И ни души кругом, хоть караул кричи.