Хотел я пораньше прийти, чтобы первым быть, раньше англичанина, да задержали меня. Никак пораньше не получилось.
***
После представления князь Голицын устроил фуршет. Лакеи на подносах стали разносить шампанское и всякие вкусняшки. Дамы защебетали, гости принялись говорить о политике. Меня эльвийка Эннариэль под руку ухватила и потащила за государем — этикет соблюдать. Хотел руку вынуть — не пускает. Хватка у красавицы-эльвийки железная. Ну не драться же с ней… Пришлось мотаться с эльвийкой по залу, как привязанному.
Сделал с ней несколько кругов, спросил её:
— Часто у вас в государей стреляют?
Глянула она на меня недобрым глазом, не ответила. Снова спрашиваю:
— Как так вышло, уважаемая Эннариэль, что у вас убийца государев на месте преступления скончался? По недосмотру или от чрезмерного усердия?
Ох, она и разозлилась! Губы поджала, глаза сверкают, того гляди — укусит. А я ей:
— Почему второго убийцу никто не ловит? Я вам приметы сообщил, а вы не чешетесь…
— Ты меня учить вздумал, бастард? — отрезала, надменно так.
— У меня имя есть, — говорю.
А чего она, в самом дела, обзывается. Я же знаю, бастард — значит ублюдок. Обидное слово.
Наклонилась она ко мне, шипит:
— Нет у тебя имени, полукровка.
— Дмитрий моё имя.
— Это имя для людей. Скажи, как назвала тебя твоя мать. А потом уже говори, как мне работать!
Ну, здесь она меня подколола, чего уж там. Отвечаю:
— Меня зовут сын моей матери. А ты ей в подмётки не годишься.
Тут она меня с локотка своего стряхнула, прошипела что-то по эльфийски и поплыла прочь, как корабль под всеми парусами.
А я рванул инженера Краевского искать. Ведь прежде чем с Джеймсом Лоу беседы вести, надо компромата собрать побольше. Краевский грозился доказать, что вина в крушении поезда — не наша. Что не наши работники с инженерами виноваты, и что диверсия это была. Нечисто здесь что-то, а что именно — пока не понять. Вот я и прижму англичанина. Раскручу как следует, он мне всё, что знает, расскажет. А там посмотрим, кто виноват и что делать.
Но не вышло — только от эльфийки избавился, меня тут же поймала княгиня Голицына. Притащила с собой какую-то престарелую тётеньку, и прилипли они ко мне, как пластырь. Давай пытать — да кто я таков, да откуда взялся, кто моя матушка и много ли у меня душ. В смысле — крепостных. Про души тётка спросила. Видать, в маразме бабулька, крепостных-то уже нету, отменили.
— Я сирота, — говорю, — матушка меня оставила на воспитание чужим людям. Весь мой капитал в голове.
И по башке себя пальцем постучал.
Дамочки — ох, ах. Бабулька аж прослезилась. Говорит:
— С чего же ты живёшь, голубь?
— С диплома университетского живу, — отвечаю. — Ныне я офицер, работаю по сыскной части.
Пока они удивлялись, цапнул с подноса бокал с шампанским, пироженку в рот засунул и смылся.
Но недалеко ушёл: девчонки поймали. Двойняшки в белых платьишках, дочки князя Голицына. Ах, щебечут, бонжур-абажур, сделайте запись в альбом, очень просим!
И девчачий альбомчик мне под нос суют, весь в ленточках и цветочках.
Блин! Ну ясное дело, раньше ведь бложиков и всяких сетей со своими страничками не было. Где девчонкам с кавалерами общаться? Странички строго бумажные, пишут пером и чернилами. Стишки всякие на полстраницы, сердечки, цветочки-василёчки…
Как тут откажешь? Взял я альбом, присел с девчонками на козетку. Они мне перо подсунули, чернильницу — чернила красные, синие, зелёные, на выбор.
Сели с двух сторон, через плечо заглядывают, локонами щекочут. От одной розами пахнет, от другой ландышем.
За ними старая дева притащилась, стоит, как стражник. Обязанность такая — за девчонками следить, чтобы всё прилично было.
Ладно, взял я перо, в цветные чернила окунул, стишок вывел. Красиво, с завитушками:
«Наплывала тень… Догорал камин,
Руки на груди, он стоял один,
Неподвижный взор устремляя вдаль,
Горько говоря про свою печаль:
«Я пробрался вглубь неизвестных стран,
Восемьдесят дней шёл мой караван;
Цепи грозных гор, лес, а иногда
Странные вдали чьи-то города…» © Н. Гумилёв «У камина»
— Ох, ах, — щебечут, — какие прелестные строки! Как загадочно! Таинственно! Шарман! А кто поэт? Неужели вы сами?
Даже стражница, старая дева, придвинулась и давай вздыхать, томно так.