Быстро скачет — раз, и уже рядом с нами. Снежные комья во все стороны, копыта мелькают, бубенцы звенят, заливаются. Санки все из себя богатые, тёплые, кучер важный, борода как у деда Мороза. Вот как зимой ездить надо!
Я руками замахал. Голосую, типа.
Тройка мимо пронеслась, вдруг слышу — кучер кричит:
— Тпр-р-ру! Стой, родимые!
Лошади зафыркали, встали. Ногами переступают, гривами трясут — красавцы.
Из санок слуга выскочил, барину руку подал. Но хозяин и сам выбрался, на слугу даже не глянул. Молодой барин, при деньгах, сразу видно. Шуба богатая, лицо сытое, румяное.
— Господа! — восклицает, а сам нашу машину глазами так и обшаривает. Конечно, не каждый день такое диво на дороге встретишь. — Господа, что случилось?
По шофёру-гоблину только взглядом скользнул, на меня посмотрел, нос сморщил — не поймёт, что за гусь в чёрной тужурке. Слуга или хозяин?
Тут наша пресветлая Иллариэль из машины выглянула. Барин увидал эльфийку, глаза заблестели.
— Сударыня, позвольте представиться — помещик Хлынов, Степан Петрович.
Альвиния, то есть лже-Альвиния, из машины выплыла, как лебедь, глаза бездонные подняла. Помещик Хлынов аж поперхнулся. Кадыком задвигал, откашлялся, говорит:
— Прекрасная мадемуазель, вы нуждаетесь в помощи? Приказывайте, Хлынов поможет!
— Ах, — отвечает эльфийка, — нам нужно в столицу. Но вот, досадная задержка… — и головкой качнула, то ли на машину, то ли на нас с гоблином. Мол, угораздило, связалась с идиотами.
— Не извольте беспокоиться, прекрасная мадемуазель! — говорит помещик. — Буду безмерно рад услужить. Не откажите в любезности, присаживайтесь ко мне. Домчу с ветерком. И слуг ваших заберём.
Тут наш шофёр встал насмерть — не брошу машину, хоть убей! Прекрасная мадемуазель только моргнула, тут же нашлась прочная верёвка. Взяли машину на буксир. Шофёр рулить остался, а меня к себе взяли, для соблюдения этикета. Негоже мадемуазели одной с мужчиной оставаться.
Не соврал барин — до столицы, до Петербурга то есть — домчали с ветерком. Сами не заметили, как весь путь пролетели. Барин всю дорогу нашу пресветлую Иллариэль обхаживал, по сторонам не смотрел. То анекдоты травил, то богатством своим хвастался. Сундучок достал дорожный, открыл, там набор: графинчики и рюмки, все в бархатные гнёзда уложены, на любой вкус.
Я сидел рядом со слугой Хлынова, смотрел, как господа наливки пробуют, и думал. Так, что от мыслей у меня голова трещала. Почему гвардейский офицер Васильчиков меня убить хотел? Что значит — нашу губернию надо закрыть? Зачем для этого понадобилось взрывать поезд вместе с графом Бобруйским и высшим эльфом? А что эти события связаны, я уже не сомневался. Кто такой этот проклятый Рыбак, наконец? Что случилось с настоящей Альвинией и моим Талисманом? И наконец, какого чёрта нужно пресветлой Иллариэль в Петербурге?
Глава 2
Я гулял по Петербургу. По самому его центру, где в моём мире целыми днями мотаются туда-сюда толпы туристов. Всё казалось — вот зажмуришь глаза, откроешь — и ты в своём времени. Но это только казалось. Десяток шагов по городу, и понятно — нет, Димка, ты не дома.
И люди здесь не такие, и даже памятники местами на себя не похожи. А кое-где совсем другие. И крейсер Аврора мне только приснился, и речные трамвайчики не бороздят свинцовые воды каналов.
Эх, жаль, память прежнего владельца тела, Дмитрия Найдёнова, пропала вместе с хозяином. Сейчас бы он мне нашептал на ушко, как и что…
А вот и Лебяжья канавка… Мне слуга в гостинице, где мы остановились, сказал, что тут место для гуляния шикарное имеется, Летний сад. И что сегодня как раз простой народ пускают. Важно так сказал, свысока.
Двинул я вдоль ограды ко входу. Смотрю — а в Летний сад пропускают не всех. У ворот городовые стоят, крепкие мужики в шинелях и с шашками. Фейсконтроль проводят. Кто почище, одет хорошо и лицом вышел, тех пропускают. А кто победнее, или там морда помятая и вид нетрезвый — тех обратно заворачивают.
Потоптался я, прошёлся мимо ворот раз-другой.
Вид у меня вроде ничего, я себе одёжки приличной прикупил в суконной лавке, по сходной цене. Чтоб в толпе не выделяться. Уж очень пресветлая Иллариэль мне мозг проела, чтобы незаметен был и вообще…
***
Сама эльфийка с утра была злющая, как змея. Велела нам с гоблином в гостинице сидеть, её дожидаться. Сама принарядилась, шляпку с пером напялила, и ушла.
Да ещё велела никуда не ходить, сидеть смирно, наружу носа не высовывать. Если бы ещё толком сказала, почему, я бы понял. Но нет, пресветлая Иллариэль приказала — выполняйте.