Вот мы уже у набережной. Народу мало, вечер уже, разве что одинокие пролётки ход замедляют. Пассажиры высовываются, смотрят, но не вмешиваются. Как видно, такие дуэли между студентами обычное дело.
Смотрю — мой противник пыхтеть начал, в горле у него засипело, дышит тяжело. Понятно, здоровьишко у бедолаги подкачало, и дыхалка не та.
Мы к парапету выскочили, зрители немного отстали. Я говорю:
— Сдавайся, сейчас ведь свалишься!
— Нет! Прежде ты!.. — хрипит противник.
— Чего ты такой упёртый? — говорю, а сам клинок его отбросил своим клинком, подскочил и эфесом ему в голову залепил.
Маленько промахнулся, вскользь пришлось, но чахоточный зашатался. Стоит, на ногах покачивается, лицо как череп стало. Только пятна красные на щеках.
— Ты шпик! — сипит. — Шпик, жандарм проклятый… Вы наших братьев… в крепости повесили этой зимой. Витьку, Зину, Мастера… Швейцар только спасся. Я тебя за них на куски порежу!
— Швейцара убили в прошлом месяце, — отвечаю.
Блин, этот кадр много знает! Со Швейцаром знаком, и с погибшим студентом, что в государя стрелял, тоже. Похоже, это одна компания. Нельзя его шпагой тыкать. Надо живым брать. Хотя… если его повесят, я виноват буду. А они, народовольцы-то, поезд не взрывали, я почти уверен. И вообще — грязное это дело, народовольцев ловить, да отправлять на виселицу. Карьера карьерой, но не такой же ценой. Мне бы убийц и грабителей сажать, а не это вот всё.
— А-а, сволочь, — каркнул чахоточный. — Так и знал, у тебя руки в крови по локоть! — и снова на меня бросился, тычет шпагой со всей дури.
Да ёлки зелёные, я же не это имел в виду!
— Мне убийца нужен! — крикнул я, и шпагой его плашмя хлестнул — наискось. — Мне надо знать, зачем поезд взорвали!На Швейцара всю вину вешают, а мне точно знать надо!
Противник от моего удара покачнулся, опустил шпагу и навалился спиной на парапет. Клинок звякнул о камень.
Я подбежал к чахоточному, выдернул у него из руки оружие. Навалился, прижал спиной к парапету, рычу ему в лицо:
— Говори, что знаешь? С кем связаться? Кто диверсию готовил? У вас свой человек на путях?
Тот глаза вытаращил на кого-то сзади меня, крикнул:
— Беги, брат! Беги!
Дёрнулся, захрипел горлом, надрывно так, и закашлялся. Кашляет, надрывается, будто разрывает человека. Я его отпустил, так он сполз по стеночке, на коленки упал и согнулся — лицом в снег.
Кому он кричал? Обернулся я, вижу — из толпы человек выбирается. Лицо прячет в воротник, и боком, боком от нас. А народу много уже собралось, не протолкнёшься.
Выбрался человек из толпы, воротник поднял, и рванул со всей мочи.
Да это же инженер Краевский! Он, значит, не убежал никуда, а в кабаке отсиживался. Затаился, хитрец, знал, что не выдадут.
— Стой! — я бросил шпагу рядом с чахоточным. Тот кашлял и не мог остановиться. Снег вокруг него уже был весь в красных брызгах. — Помогите ему, вызовите доктора!
А сам бросился вдогонку за беглым инженером Краевским.
Глава 12
Инженер метнулся в сторону, я за ним, отрезал его от улицы. Он метнулся обратно к реке, я следом. Подогнал беглеца к парапету, он остановился. Повернулся ко мне, пальто распахнуто, сам дышит тяжело.
— Что вам от меня надо? — крикнул. — Почему вы меня преследуете?
Я отдышался малость, говорю:
— Вы задержаны, господин Краевский. По подозрению в убийстве.
Он отшатнулся, лицо белое:
— Я ничего не делал. Он уже был мёртвый.
— В полиции расскажете. Извозчик!
Инженер схватил меня за рукав:
— Послушайте, Найдёнов, или как вас там… Мне не поверят. Я сам себе не верю. Я пришёл, как сказано, увидел его — Джеймса. Я хватал его руками, мои руки, моя одежда в его крови… Я хотел его смерти, он негодяй… жулик. Не знаю, как так вышло, но я не хотел. Не убивал его.
— Так хотел или не хотел? — говорю. Странно это. Видно, что в отчаянии человек. — Извозчик!
— Не надо, не зовите полицию, — Краевский вцепился в меня обеими руками. — Я раньше в кружке состоял, в «Народном слове», меня там знают. Второй арест — конец карьере, конец всему. Я скажу вам… Знаю, это диверсия. Локомотив взорвали, кто — неясно. Но сверху велено — всё замять. Мне начальство велело… господин Лобановский лично, как друга, попросил… ради нашей школы. Алексей, сказал, признай наш недосмотр, и дело с концом. Это дело государственное. Рабочие всё одно при взрыве погибли, с них уже не спросят. А я не могу… когда этот подлец ещё издевается… Наши машины лучше!