— Говори! — приказала эльфийка.
Орк-надзиратель, что на длинной стрелке поставлен, дёрнулся. Давай бормотать что-то.
— Яснее! — эльфийка ему.
Орк откашлялся, заговорил:
— Долго. Слишком долго. Как бы не пришли с обыском.
И голос не его. Наверно, этого покойника. Жуть прямо.
Чувак за столом что-то ответил. Рот разевает, слов не понять.
— Ксенориэль! — рявкнула эльфийка.
Ксенориэль пригляделся, прочитал по губам:
— Трудно… Очень… тяжело носить… Быстрее никак…
Орк хрипит чужим голосом:
— Можно взять меньше динамита.
Ксенориэль читает по губам:
— Нельзя. Будет… слабый… взрыв.
Орк:
— За квартирой слежка. Я чувствую. Надо менять место.
Ксенориэль:
— Лучше… нет… Мне… пора…
Ворсовский хлебнул чаю из чашки, встал, ушёл в сторону. Стол, стена с картиной повернулись — это покойник встал со стула. Показалась дверь, в дверь вошла девушка. Ворсовский пожал ей руку, она ему. Девушка подошла к покойнику. Мы увидели её лицо.
Ёлки-метёлки! Да это же Настасья! Дочка ректора Лобановского. Ничего себе сюрприз… А с виду такая милашка, ути-пути, любовь-морковь… Вот и верь после этого людям.
Орк:
— Что с амулетами? Готовы?
Настасья отвечает голосом Ксенориэля:
— Амулетов… мало… хватит… не всем.
Орк рычит:
— Мы не сможем! Без них близко не подобраться!
Настасья пожимает плечами:
— Потерпи… Очень… трудно… делать новые…
Орк:
— Что там трудного?
Настасья:
— Нужны… деньги… Много… денег.
Появился Ворсовский. Сунул бутер в рот, жуёт, что-то сказал. Ксенориэль не смог прочитать по губам.
Настасья ответила:
— Пока хватит. Инородам… нужна… пл… плац?..
Тут Ксенориэль поперхнулся.
Эльвийка на трупом тихо зарычала. Незнакомый эльв оскалил зубы. Видно, злятся на тупого Ксенориэля.
Орк:
— Когда начнём?
Настасья:
— День будет… назначен. Ждём… сигнала.
Тут она вздрогнула, обернулась. Кажется, покойник тоже обернулся. Мы увидели дверь. Ворсовский, что стоял у двери, вытащил из кармана револьвер. Покойник тоже — мы увидели револьвер в руке, прямо перед глазами.
Ворсовский обернулся к Настасье:
— Уходи!.. Быстрее…
Девушка исчезла. Ворсовский сунулся в дверь, пропал. Дверь придвинулась — покойник шагнул к выходу. Револьвер в руке, впереди мечутся какие-то тени. Револьвер дёрнулся, дым, всё закрутилось, ещё дым, всё мелькает.
Потом окно, забор, какие-то дворы, мелькают ноги… Темнота.
Голограмма погасла.
Свечи на полу дымят, тоже погасли. Ксенориэль и орк-надзиратель застыли, стоят манекенами. Глаза уже синим не светятся, потухли, как свечки.
Я глянул на покойника и чуть не заорал. Труп стал чернеть, сохнуть, как мумия. Зато камень на его груди заблестел, как драгоценный.
Эльвийка с незнакомым эльвом разжали руки, выдохнули. Эльвийка взяла с тела усохшего покойника камень. Говорит:
— Ну что же, это удача. Пойдёмте, брат. Надо проверить низших.
Эльв поморщился, отвечает:
— Проверять низших — всё равно что копаться в дерьме. Неужели тебе это нравится, сестра?
— Это мой долг, — Эннариэль завернула камень в платок, положила в сумку. — Идёмте. Вам трудно быть вне дома, брат.
— Да, — эльв морщится, то ли брезгует, то ли злится. — К счастью, кусочек моей земли со мной.
И руку на грудь положил. Там у него какой-то медальон болтается, вроде круглых часов с крышкой.
— А где ваш ассистент, брат? — спрашивает Эннариэль. — Он мог бы нести больше.
— Пришлось оставить в посольстве, — эльв кривит губы. — Наш дорогой лорд Гамильтон очень щепетилен в этом вопросе. Да и низших тварей нельзя оставлять без присмотра.
Эннариэль кивнула.
— Постойте, — говорит эльв. Повернулся, показал на нас троих. — Вы оставите их так?
Эльвийка взглянула на меня, на полуэльва с орком. Надзиратели стоят, как пришибленные, глаза пучат. Видно, от магии обалдели.
— Они ничего не вспомнят.
— Даже этот? — эльв показал на меня.
Эннариэль подошла ко мне, посмотрела в глаза. Я прикинулся манекеном. Глаза выпучил, типа — совсем дурак. Ничего не вижу, ничего не слышу.
Эльвийка ткнула меня пальцем в лоб, прямо между глаз. Больно так. Сказала:
— Даже этот. Они ничего не будут помнить. Пойдёмте, брат.
Эльвы развернулись и вышли из покойницкой. А мы с надзирателями остались стоять возле ящика с высохшим трупом.