Федька зачастил:
— В номерах гости пыльцу потребляют… Гулящим девкам толкают, оберегами торгуют по сходной цене. Давеча новые поставил, гости подрались, обереги в хлам. Пришлось новые купить, из-под полы. Поставщик ходит, порошок продаёт. У них связь через Евсеича, пароль — «Барсук». Проститутки пыльцу нюхают, «золотой цветок» в чай добавляют, в кофий… Для клиентов, чтоб любили, деньги платили, да побольше…
Эльвы переглянулись. Лица суровые стали, страшно смотреть.
— Какой такой «золотой цветок»? — спрашивает эльв.
Федька плачет:
— Так порошок называется, блестючий он, золотом отливает, как ни глянь. Его с магией делают, с кровью, с жертвами… Мне знакомый гоб сказал, покойник… От этого цветка спасенья нет, если раз попробовал, всё… Любые деньги отдают, только чтоб ещё получить…
— Имя торговца, где живёт? — эльвийка спрашивает.
— Не знаю, не знаю… Управляющий с ними в доле, он должен знать… Михеич со сменщиком тоже… спросите их! Они знают!
Эльвы опять переглянулись. Эннариэль приказала:
— Этого — в карцер!
Федьку из треугольника вытащили, уволокли в карцер. После него ещё два десятка разных инородов допросили, полуэльвов и гобов. Даже парочка орков попалась. Толку с них немного оказалось. Всё по мелочам, торговлишка амулетами от сглаза, для памяти, от болезней всяких, на богатство. По ходу дела ещё несколько ушастых без регистрации, что амулетами баловались, в пыль развеяли.
А я ещё несколько камней эльфам в кошелёк насыпал. Пока допрос шёл, я понял, что это за камни такие. Увидел, как как через них, через рисунок, то есть схему магическую, через инородов этих несчастных, нити проходят. Магические. То потоком идут, то малыми струйками.
Так вот, пока через меня струйки магии проходили, я понял. Понял, что такое эти камни.
Это концентраторы. Сам не знаю, откуда такое слово в голове вылезло. Это вроде аккумулятора, только для душ. Бывают такие, типа камни душ, с которыми я в игрушках всякие предметы зачаровывал. Меч, дубинку, кирасу…
Пыль от тех, кого развеяли, я веником в угол смёл. А души инородов в камень утрамбовались.
Обереги на стенах точно такие же — круглые камни. Вот оно что. Теперь понятно, почему их мало, из-под полы продают. За каждым амулетом чья-то душа. Бр-р-р…
Наконец орки, гоблины и полуэльфы закончились. Эннариэль в кошель заглянула, встряхнула, камни так и брякнули. Говорит:
— Тяжёлый сегодня день. Осталось допросить как следует низшего из гостиницы, насчёт порошка… Что с вами, брат?
Смотрю, а гордый эльв что-то бледный стал, за грудь схватился. Озирается по сторонам, глаза мутные.
— Мне пора, — отвечает, — пора уходить. Тяжко здесь, холодно. Помоги, сестра…
Эннариэль подхватила эльва под локоть, вывела из камеры.
А я посмотрел наверх. По сторонам посмотрел. В этой камере всё точно так же, как у нас, в Трубецком бастионе. Обереги в стены и потолок вделаны. Знатные эльвы на такую мелочь внимания не обратили. А я заметил.
Так что, пока они гоблинов с орками потрошили, я тихонько оберегам мощность подкрутил.
Это легко, когда поймёшь, что делать. Наш-то надзиратель, полукровка Ксенориэль, от натуги пыхтит, старается. А я только глянул — камешек на потолке тут же вздохнул, и давай силы из всех, кто в камере, на себя тянуть. Вытягивать. Остальные камни, что в стены вделаны, тоже постарались. Тихо, незаметно, зато через час чужому эльву поплохело.
— Пойдёмте, брат, — Эннариэль подхватила чужака и повела на выход, в карету. — Я помогу.
Мне сказала:
— Капитан, отведите низшего в Трубецкой бастион. Мы с ним не закончили.
Ушли они, сели в карету и быстренько умчались. А инород Федька, то есть полукровка Афедиеэль, здесь остался. Как раз то, что мне и надо.
Глава 28
Приказы надо исполнять. Так что надели мы Федьке мешок на голову и повели в Трубецкой бастион.
Бедняга подумал, что мы его казнить ведём — ноги у него подогнулись, штаны намокли. Пришлось тащить волоком.
Привели его к нам, бросили в карцер. Я позвал надзирателя Ксенориэля, проверить обереги — как положено.
Ксенориэль пришёл, на Федьку глянул, такую морду сделал, описать нельзя. Поглядел на своего брата-инорода с презрением, разве что не плюнул. Подкрутил обереги и ушёл. Типа, даже мараться об этого неудачника не хочется.
Я один с Федькой в карцере остался.
Он на полу скорчился, на меня смотрит, глаза выпучил, трясётся весь. Боится.
— Ваше благородие, господин капитан, — бормочет, — коли уж убивать собрались, так не тяните. Сил нет уже смерти ждать!..