Ох ты ж блин… Сон это. Просто сон.
Я поднял руки, посмотрел на ладони. Ничего, всё порядке. Думал, они обгорели до костей. Фух-х.
— Проснулись, ваше благородие? — спросил дедок. — Яичница готова. Садитесь.
— А где мой товарищ? — я подскочил на лавке.
Где мой беглый арестант?!
— Так ушёл ваш дружок. Сказал, вы спать будете, не велел будить. Сказал, скоро вернётся. За махоркой пошёл, покурить захотелось.
— Давно ушёл? — я подскочил с лавки. Молодец, офицер Найдёнов. Отличная работа! Проспал всё на свете.
— Да уж давненько, — старик поставил сковородку с яичницей на стол. — Это уж другая, давешнюю мы пожарили да съели. С дружками вашими.
Я огляделся. И полукровки Афедиэля нигде не видно.
— Инородец ваш тоже ушёл, — хмыкнул старик. — Грит, по делу. Дык какое там дело, убёг, ясен день. Уж больно морда хитрая у него, инородца. Сразу видать — жулик.
Вот ты ж блин блинский, едрёна вошь! И этот сбежал…
Я заставил себя успокоиться. Не дёргайся, Димка. Далеко наш Федька-Афедиэль не уйдёт. Он под моей рукой ходит, господином зовёт…
Ага, ещё скажи, что крепостные своих господ обожают. Вилами в брюхо не тычут, если что. Небось, как только почуял, что господин Найдёнов отрубился, так и свалил.
— Некогда мне яичницу есть, дедушка, — говорю. — Дела. Мою долю яичницы лучше ушастику своему отдай.
— Какому ушастику? — старик удивился. — Шавке моей, Жучке, что ль?
Он ткнул пальцем. Возле его ног крутилась маленькая собачонка. Тощая, облезлая, ушастая. Ножки тонкие, хвост прутиком. Увидела, что я на неё смотрю, тявкнула. Какой знакомый тявк…
Пригляделся я, понял — это же гоблинка мелкая в облезлом сарафане. Собачонкой прикинулась. А старичок-то и не знает…
— Так ты один живёшь? — говорю. А сам думаю — бежать надо, Ворсовского искать. Куда он мог пойти? Я из народовольцев только дочку ректора знаю, Настасью. Не факт, что беглый арестант к ней пойдёт.
— Один, ваше благородие. Бабка моя померла, сынок в солдатах служит. Собачонка вот приблудилась. Крыс ловит, мышей. Жрать не просит, так живёт. Может, чайку?
На столе уже шумел самовар. Ну да, мне только чаи распивать. Пока инороды с беглыми арестантами по городу бегают.
Хотел я старичку в лоб пальцем тыкнуть, чтобы он забыл о моём провале. Только руку поднял, меня насквозь прострелило. Печать на спине припекло, чуть не заорал от боли.
А сон-то мой непростой оказался! Вон, как спину печёт, будто раскалённую железку приложили, и жарят со всей дури.
Нет, никакой магии на сегодня. Походу, я перестарался, когда Ворсовского лечил.
Достал я из кармана монету, положил на стол.
— Это за чай. Собачонку я одолжу у тебя.
Дедок захихикал:
— Нешто с Жучкой след побёг искать, ваше благородие? Аль совсем плохи дела у жандармов?
Я не ответил. Выгнал дедка в сени, чтобы не мешал. Повозил рукой в печке, набрал немного сажи. Растёр по волосам. Прочесал пальцами. Нашарил на полке дедовы очки — старые, в круглой оправе, с толстыми стёклами. Нацепил на нос.
Погляделся на своё отражение в стекле.
Вот что горсточка сажи и старые очки с человеком делают! Был красавчик-блондин, стал типчик заумного вида в круглых очках. Волосы серые, торчат, глаза за стёклами — как у рыбы. Лепота, да и только. Ещё сюртук чёрный, застёгнут наглухо. Прямо работник похоронного бюро с мрачной мордой, а не капитан Найдёнов.
Отлично.
Я свистнул собачонке. Спросил:
— След можешь взять?
Жучка кивнула. Радостно тявкнула, закружилась на месте. Рада, что с собой беру.
— Тогда пошли.
Глава 38
Мы вышли за ограду. Было раннее утро. Кладбище тонуло в сером тумане. Редкие кусты и верхушки мраморных памятников торчали из тумана, как жертвы наводнения.
Жучка повертелась на месте, понюхала землю. Подняла голову, подвигала носом. Тявкнула и побежала вперёд. Я за ней.
Долго пришлось бежать. Хорошо я пролечил Ворсовского — на свою голову. Вон как рванул, марафонец. С поломанными рёбрами и тяжёлым кашлем он бы столько не прошёл, раньше упал. А тут видно, ещё петлял по дороге, как заяц. Понял — если дед двойной агент, то за сторожкой могут следить.
Ну, от собаки-то ему уйти не удалось. Жучка ни разу со следа не сбилась. Резво неслась, прямо гончая псина.
Так мы дошли до какого-то кабака. Там Жучка взбежала на крыльцо, потявкала. Сунулся я в дверь, меня развернули. Толстая тётка в переднике рявкнула от стойки:
— Собак нельзя! Куды кобеля тащишь!