Блин. Я вышел, говорю Жучке:
— Человеком стать можешь?
Она поскулила, почесала за ухом, мотнула ушами.
Раз — и обернулась маленькой девчонкой. Человеческим ребёнком. Всё в том же жалком сарафане и драной кофте.
Поправила косичку, пропищала:
— Быстрее, господин. Я так долго не смогу. Совсем немножко — и всё.
Ладно, куда деваться. Зашёл в кабак, там народу много сидит, и все извозчики. С утра чаем греются. За стойкой тётка стаканы протирает. Здоровенный самовар шумит, кипятится.
Я гоблинку на руки взял, чтоб быстрее. Огляделся. Девчонка пальчиком показала — туда!
За стойкой дверь, там половой — парнишка в фартуке — суетится, туда-сюда шмыгает.
Тётка отвернулась, я проскочил в дверь. Половой рот открыл, я ему показал монету. Парнишка рот закрыл.
Жучка дальше пальцем тычет.
В задней комнате мужичок с бабкой вещи перебирают. Смотрю, там и рубаха знакомая, что на беглом арестанте была. Ага!
Ветошники, одно старьё берут, другое дают…
Я показал мужичку и бабке серебряный рубль. Хорошие деньги по здешнему курсу, между прочим. Говорю:
— Куда человек пошёл, что вам эту рубаху продал?
Неправильный вопрос оказался. Бабка взвизгнула, мужичок шустро вытащил из-под лавки дубинку.
— Иди-ка добром отсюда, мил человек. Проваливай!
На бабкин визг вышибала заскочил — здоровый рябой мужик. Лицо дебила, но росту на две головы выше меня.
Я бросил Жучку на лавку, дубинку у мужичка отнял, самого ткнул пальцами под дых. Мужичок сполз по стенке, притих. А я с оборота вышибале дубинкой тыкнул в глаз. Вышибала только моргнул, хоть бы что ему, амбалу здоровому. Да там глаза-то — как две пуговицы. Тычь не тычь…
Он кулачищем махнул, я едва увернулся. Комнатушка тесная, деваться некуда. Хотел под рукой у вышибалы проскочить — не успел. Амбал быстрый оказался, а по виду не скажешь. Одним прыжком загнал в угол, припёр к стенке. Сдавил ручищами — не вздохнуть. У меня аж в глазах потемнело. Блин, думаю, вот тебе и конец, так глупо…
Влепил амбалу открытыми ладонями по ушам. С унтером этот фокус прошёл… Вышибала морду моментально отвернул, а я промахнулся. Рука, где был перстень с бриллиантом, впечаталась амбалу в переносицу. Там, где обычно рисуют третий глаз. Не сработал приёмчик. Ну всё, конец…
Вышибала вдруг застыл, выпучил глаза-пуговицы. Отпустил меня, стоит, моргает. Рот приоткрыл, губы развесил. И на меня глянул уже по-другому. Улыбнулся, забормотал:
— Батюшка, отец родной, рад… рады… угощайся… чем можем…
Ничего себе его повело от моего шлепка. За кого он меня принял?
Смотрю, на лбу у вышибалы отпечаток моего перстня краснотой наливается. А это я кольцо накануне камнем внутрь повернул. Чтобы не светить бриллиантом. Вот вышибале камнем в лоб и прилетело. А камень-то не простой, заговорённый. Ещё лорд Гамильтон сказал — сильный талисман. Значит, правда.
Бабка сбежать хотела, я её перехватил. Спрашиваю:
— Кто вам эту одежду продал? — показываю на рубаху Ворсовского. — Что взамен надел, куда отсюда пошёл?
Бабка головой затрясла. Типа, ничего не знаю, ничего не помню. Мужичок тоже.
Амбал сказал сладким голосом:
— Не гневайся, отец родной, ушёл супостат, давно ушёл. А куда пошёл, того не сказывал. Тужурку взял, серую, картузишко с лаковым козырьком. Ассигнацией доплатил, вот…
Вышибала показал бумажку.
— Да ещё револьвер попросил, и патроны к нему, — добавил вышибала. А сам лыбится, как мальчонка при виде конфетки.
— И вы ему дали? — ничего себе. Это я удачно зашёл. Интересно, где беглый арестант взял ассигнацию? Это ж немалые деньги…
— Дали, батюшка, как не дать… За такую-то деньгу.
— Ты что несёшь, убогий! — гавкнула на него бабка. — Что ты брешешь! Не слушайте его, сударь! Мы люди бедные, старьё берём, старьё продаём, нет у нас ничего…
— Молчи, старая, — отрубил вышибала. — Как брехать отцу-то родному, благодетелю?
Гоблинка жалобно пискнула. Я подхватил Жучку на руки и метнулся из кабака на улицу.
Едва успел выбежать, девчонка обратно в собачонку превратилась.
Покрутилась возле крыльца, подняла морду, понюхала воздух. Фыркнула и поскакала по улице. Я — за ней. Сам думаю — Ворсовский внешность сменил, прикупил револьвер. Не скрываться он будет, не на дно ляжет. Задумал он что-то.
Идём, а дома вокруг всё лучше становятся, выше, богаче. Вот мы и приличном районе. И места знакомые…
Где-то здесь гостиница, где мою девчонку, танцовщицу, зарезали. Точно, вот она. Что-то народу много вокруг… И почему-то чёрный дым над толпой.