Лёгкая, дорогая коляска для состоятельных клиентов промчалась по краю, чуть не зашибив случайных зевак. Я свесился с сиденья, крикнул:
— Прыгай! — и рывком дёрнул Ворсовского к себе. Тот машинально подпрыгнул, ввалился в коляску, плюхнулся рядом со мной. Я крикнул:
— Гони!
— Хей, улю-лю-лю! — по-разбойничьи завопил извозчик. — Ходу, милая! Ходу!
Мы понеслись прочь от горящей гостиницы. Позади остались растерянные агенты.
Глава 39
— Куда теперь?
— Вниз.
Я посмотрел вверх. На сверкающий шпиль Храма Всех Богов.
Храм стоял посреди маленькой круглой площади. В моём мире она называется Преображенской. Над площадью гулял свежий, сырой ветер с Невы. Совсем рядом, рукой подать, белели пилястры лютеранской кирхи. Знакомой, из моего мира, кирхи.
А вот здесь — совсем не то, что я помню по прошлой жизни. Этот храм весь белый, и у него нет пяти куполов. Вместо них гранёные, острые башенки. Центральная украшена сверкающим шпилем.
В этом храме могут молиться все — люди, эльвы, гоблины, орки. Но люди сюда ходят редко.
— Не стой столбом, — буркнул Ворсовский.
Он склонил голову перед статуей у входа, сделал почтительный жест, как все здесь. Потом повернул влево, зашагал по ступенькам вниз, к подземной усыпальнице.
Я поспешил за ним. Входов в усыпальницу было два — справа и слева от центральных дверей.
***
До храма Всех Богов нам пришлось тащиться на своих двоих. Как нищебродам. Зато свой золотой полуимпериал лихач-извозчик отработал честно. Катал нас по всему городу до посинения. По дороге, возле кладбища, высадили мелкую гоблинку. Потом долго ещё катили, пока я не сказал — стой.
Мы вылезли из пролётки, я отдал деньги. И мы с беглым арестантом пошли пешком. В целях конспирации.
А ещё по дороге, пока ехали, я заглушил маячок на теле Ворсовского. Не знаю, как раньше его не заметил.
Тот самый маленький камушек, что мне дал Сурков. Его надо было прилепить подмышку арестанту ещё в крепости, чтобы он казался мёртвым. Я и прилепил.
Ну да, сработало, арестант был вылитый покойничек. А то, что там был ещё и маячок, Димка Найдёнов, дубина, не заметил.
Только когда отдышался на сиденье пролётки, посидел, подумал-подумал — и понял. Понял, почему филёры слетелись, как мухи на мёд.
***
— Шевели ногами, — буркнул Ворсовский. Он шлёпал вниз по ступенькам уверенно, как будто сто раз сюда ходил.
Усыпальница прямо как музей — мрачно, красиво. А ещё дорого-богато. Понятное дело, столичный город, солидный храм. Гладкий пол из гранитных плит, на каменных постаментах — саркофаги. Гранит чёрный с золотыми нитями. Саркофаги мраморные.
Любой желающий может сюда зайти, поглядеть.
Никаких хулиганов тут нет. Испортить гранитный пол, поковырять саркофаг ножичком или отвёрткой никто не хочет. Те, кто пробовал, давно превратились в каменные статуи. Так болтают. «Ковырни — узнаешь», ха-ха.
Ну, я-то сразу понял, почему здесь так спокойно. Весь этот храм — один большой оберег. Кто-то взял, и зачаровал всю эту громадную каменюку. От шпиля до подвала.
Небось, сам главный эльв Домикус поработал.
Между саркофагами ходит служитель, пожилой орк. Протирает камень бархатной тряпочкой, пыль смахивает. Первый раз вижу такого старого орка. Совсем жёлтый, морщинистый, глаза какие-то мутные. Слепой, наверно.
Ворсовский сказал:
— Мы хотим сделать пожертвование. В память Гигариэля Отважного.
Старый орк кивнул, отложил тряпку, зашаркал к маленькой дверце в углу. Мы — за ним.
За дверцей оказались служебные помещения. Даже в пафосных местах есть такие. Кладовка со швабрами, тряпками, вёдрами; комнатушка для разных разностей. Чулан с топчаном — для служителя. Комнатка для бухгалтера. Маленькая комнатка, стол, стул, ящик для пожертвований. Шкаф с бумажными папками у стены. Два шкафа.
Старый орк провёл нас в комнатушку, а сам ушёл, шаркая тапками. Мы остались одни. Зашуршало, из-за шкафа выбрался пожилой гоблин. Зелёный, с обвисшими ушами. На глазах круглые очки — прямо как те, что я стащил у дедка-сторожа.
Старый гоблин посмотрел поверх очков на Ворсовского. Буркнул:
— Я же просил не ходить сюда. Только в крайнем случае.
Беглый арестант развёл руками. Гоблин плюхнулся на стул, махнул рукой:
— Знаю, знаю. Что нужно?
— Мне нужна вера, — сказал Ворсовский.
Гоблин поморщился:
— А что не сам светлейший господин Домикус? Давай, позову его, скажу: зайдите, ваше сияние, к нам на чашечку чая?