— Подожди, Селёдка, — Ворсовский привстал со стула. — Не гони лошадей…
— А ты помолчи! — отрезала Настасья. — Тебя надо судить нашим судом! Что ты наделал? Кого сюда привёл? Он же шпик, полицейский агент.
— Как полицейский агент заявляю, что ваши слова в расчёт не примут, Настасья Ипполитовна, — сказал я. — Вы засветились.
— Что?
— Что?
— Вас видели вместе, — говорю. — Настасью, Ворсовского, и того лысого мужика. Его ещё убили при побеге.
Настасья побледнела.
— Тогда нечего тянуть, — Митюша вывел в воздухе кружок дулом револьвера. — Давай, Найдёнов, повернись ко мне в профиль. Боком повернись. Я тебе висок прострелю. Помрёшь, даже не заметишь. Раз — и ты среди ангелов.
Старый гоблин откашлялся. Все посмотрели на него.
— Братья и сестра, — сказал гоблин. — Товарищи. Зачем такая экспрессия? Давайте выслушаем юношу, раз уж он здесь. Испачкать мне полы вы всегда успеете.
— Нам некогда, брат, — Настасья всё смотрит на меня, прямо сверлит глазами. — Мы и так потеряли много времени. Дворнику пришлось зачистить гостиницу.
Митюша криво улыбнулся. Не отводя револьвер, пожал плечами:
— Что поделать, пришлось.
Гляди-ка, его погоняло — Дворник. А наш погибший дружок звался Швейцар. Настасья так вообще — Селёдка. Интересно, как они зовут Ворсовского? Наверное, уже не узнаю…
— За что гостиницу? — деловито спросил гоблин. Он поправил очки, строго посмотрел на Митюшу.
— Канал провален, вот за что, — зло бросила Настасья. — Посредник нас обманывал. Скрывал деньги, воровал товар. Дворник хотел решить дело миром. Не вышло.
— А поджигать-то зачем? — спросил я.
Митюша оскалился. Настасья быстро сказала:
— Он не хотел. Так получилось.
Вот дурёха. Не хотел он… Ну да, ну да. Гостиница в огне, а концы в воду. Как удобно.
— Короче, — отрезал Митюша, — мы сейчас ликвидируем вот этого, — он ткнул дулом в меня, — и двинемся на экс. Всё уже готово.
— А я? — сказал Ворсовский. Вижу, он злой уже, красный. — Что со мной?
— Тебя — под суд товарищей, — вздохнула Настасья. — А жаль, бойцов мало. У царицы крепкая охрана.
Что? Они собрались убить царицу? Типа, жену государя?
Вижу, Ворсовский тоже удивился. Говорит:
— Я понял, вы мне не доверяете. Я бы тоже не доверял. К чёрту. Что за дела с царицей?
— Планы изменились, брат, — отвечает Настасья. А сама уже с ноги на ногу переминается, некогда ей. — Тиран изменил обычный маршрут.
— Ничего, — фыркнул Митюша. — Власть как табуретка, одну ногу подрубишь — вся зашатается. К тому же там ведь две ноги будет — великая княгиня Лизавета Алексеевна будет в той же карете. Двух зайцев одним махом прикончим.
Митюша подмигнул мне:
— Знаю, видел, как ты на неё пялился. Красотка, верно? — а у самого глаза злые, зрачок во весь глаз, чёрный.
Прямо маньяк какой-то. Не так что-то здесь, ой, не так…
— Ты сказал — экс, — говорю ему. — Государыня везёт что-то ценное?
— Да, — Митюша прицелился. — С ней будет много золотишка. Давай, поверни личико. Пора баиньки.
— Нет! — крикнул Ворсовский. — Не надо!
— Не мешай, под пулю попадёшь, — рыкнул Митюша.
Я зажмурился, нащупал в кармане горсть амулетов. Ну же, давай, магия, сделай что-нибудь!..
Нет. Громадина храма давит всё. Здесь активно только одно — это здание. От шпиля до подвала.
— Стой, Дворник.
Незнакомый голос. Женский.
Я открыл глаза. Девушка. Прямо передо мной. Откуда она взялась? Наверно, пряталась за шкафом и всё слышала.
Девушка повторила:
— Стой. Убери оружие, Дворник. Кто тебе разрешил самосуд?
Она посмотрела на меня. Я — на неё. Что-то кольнуло, там, где сердце.
Странно, вот великая княгиня, Елизавета Алексеевна — красавица. Шикарная с головы до ног. А эта — ничего особенного. Не красотка, просто симпатичная. Лицо строгое, как у отличницы на первой парте. А я смотрю, и отвернуться не могу. Влип, как муха.
— Вера, хоть ты скажи, — влез Ворсовский.
Девушка потёрла лоб, сердито вздохнула.
— Ладно. Пусть скажет. А потом — к делу.
Я встал, поправил сюртук.
— Сядь! — приказал Митюша.
Ладно. Говорю:
— Нет смысла убивать тирана. Не один, так другой. Они просто винтики…
— Короче! — приказала Вера.
— Вы думаете, если убить царя, все поднимутся? Крестьяне побегут с вилами в дворянские усадьбы, рабочие начнут бастовать? Нет. Никто не поднимется, никто за вами не пойдёт…
— Откуда тебе знать?! — крикнула Настасья. — Мы хотя бы разожжём пламя!