Возле арки каменных ворот ждала карета, запряжённая четвёркой вороных. Дверца открылась, меня втолкнули внутрь.
В карете меня тут же приняли крепкие руки жандармов. Ухватили, втиснули на сиденье. Я оказался между двух здоровенных мужиков в синих мундирах. Напротив уже устроились двое — тот самый парень в блестящем мундире, что в Летнем саду прогуливался с эльвийкой под ручку, и та самая эльвийка под вуалью. Эннариэль, магическая охранница государя.
Парень на меня глянул, нос сморщил — не брезгливо, а будто смешно ему — сказал:
— Эк тебя разукрасили, голубок. Дяде не понравится.
Эльвийка кивнула, наклонилась ко мне, провела открытой ладонью над моим лицом.
Кожу на лице защипало, стало жарко, потом холодно, и всё прошло.
— Ну вот, другое дело, — весело сказал блестящий. — Как огурчик.
А хорошо. Чешется маленько, зато чувствую — ни крови, ни разбитого носа, и не болит вообще. Красивый на казнь пойду, весь из себя.
Лошадки тронули с места, бодро застучали копыта. Карета прокатила через ворота и скоро мы помчались по мосту. Бабахнула пушка — полдень. Потянуло свежим ветром, запахом мокрого снега, ещё чем-то знакомым, сразу не понять. Эх, хорошо вылезти из камеры! Я же помню, читал где-то, или в кино смотрел: декабристов на открытом воздухе вешали, во дворе крепости. Ладно, не в мрачном подвале, и то хлеб…
— Я не убийца, — говорю. — Я помешать хотел.
— Молчать, — бросила эльвийка. — Рот зашью.
И так глянула, что ясно — зашьёт, и даже без наркоза.
Посмотрел я на парня, тот ухмыльнулся и молча пальцем провёл крест-накрест себе по шее. Типа, помалкивай. Не то бритвой по горлу — и в реку.
Промчались мы через мост, свернули, понеслись по набережной. Потом ещё свернули, и снова промчались под аркой больших ворот. Копыта вороных так и цокают, мостовая булыжная, не то что какая-нибудь грунтовка. Рессоры хорошие, карету не трясёт, а мягко так покачивает.
Ещё прокатились маленько, потом карета замедлила ход и остановилась.
Опять распахнулась дверь, меня с рук на руки передали ещё парочке здоровенных жандармов. Была у меня мысль сбежать, но тут же завяла. Куда там бежать, тут вообще не дёрнешься.
Да, вот тебе экскурсия по городу, Димка. Прямо в Зимний дворец притащили, под белые ручки. Доставка с гарантией. И билета не надо, всё за счёт государства.
Полюбоваться видами мне не дали. Я даже ногами земли не коснулся — вжух, и уже внутри. Видно, государь ждать не любит, и слуги у него летают, как ошпаренные.
Потащили меня по коридорам, парень в блестящем мундире впереди, а эльвийка сзади идёт.
Остановились перед закрытой двустворчатой дверью, парень обернулся ко мне, сказал тихо, но со значением:
— Рот не открывать. Слушать, что говорят. Отвечать, когда спрашивают. Коротко, по существу.
Мы вошли. Зал небольшой, но красивый. Богато живут государи, ничего не скажешь. Я бы тут жить не смог. Неохота церемониться. Только и думай, как бы паркет не поцарапать.
Вижу, передо мной несколько человек стоят, все важные. Среди них и князь Васильчиков, с папочкой документов в руках. Посередине государь. Уж теперь-то я его точно узнал. Высокий, крепкий, волосы светлые, зачёсаны назад, видно, что лысеет. Остатки кудрей за ушами торчат, борода короткая, ухоженная. Почти как на портретах.
Остановились мы у двери, жандармы меня с двух сторон держат. Государь рукой шевельнул, меня подвели поближе.
Он шагнул ко мне, жандармы напряглись. Эльвийка сбоку встала, вся прямая, как палку проглотила.
— Этот юноша на меня покушался? — сказал государь. Глянул на парня в блестящем мундире.
— Именно он, дядюшка, — ответил парень. — Я его точно запомнил.
— Запомнил! — рыкнул государь. — Чем ты смотрел, бестолочь? Ждал, пока меня прикончат? А ты, моя милочка, что молчишь?
Это он Эннариэль. Та губы поджала, не ответила. Как видно, это был ещё не вопрос.
— Андрей Михайлович, что скажешь? — государь глянул на князя.
Васильчиков ответил, а голос мягкий, как будто кот мурлычет. Не то, что со мной в камере.