— Карлика? — в ужасе пискнула Анна Михайловна, — господи, она спустит на нас карлика?
— Если бы карлика… быстрее, Анна Михайловна, вот сюда, свернем с аллеи, здесь будет безопасней, господи, кто же знал?.. Карлик только ширма, прикрытие. Болонка — вот ее муж.
За их спинами раздался вой. Анна Михайловна не утерпела и оглянулась. Тотчас же, помертвев от страха, она крепко ухватила Светлану за руку и потянула ее вглубь проулка.
— Быстрее, Светочка!
— Что, Анна Михайловна, милая, уже бросились?
— Там… голуби.
Светлана вздрогнула и остановилась.
— Света! — закричала полумертвая от ужаса Анна Михайловна, — что же ты стоишь, Света! Заклинаю тебя, не ради меня пусть, но ради Сережи! Они же нас… настигнут!
Светлана ничего не ответила, лишь вырвала руку из пальцев свекрови и повернулась к преследователям лицом.
Полная дама в окружении Вышивальщиц, взобравшись на скамейку, в мутном, мертвенном свете, что саваном укрыл аллею, широко раскрывала рот и делала пассы руками. Вокруг нее Вышивальщицы стояли на коленях, запрокинув головы. На лице каждой из них мостились устроились два, три, пять голубей. В отдалении припал к земле привязанный к заборчику карлик. Неподалеку слышался заливистый лай болонки, впрочем, саму ее не было видно. Дальний конец аллеи загромождала огромная, будто сотканная из мертвого света, туша голубя–исполина. Размерами он был с крупного слона. Голубь водил головой, мостился топтался так, что под ним стонала земля, но не взлетал с места, лишь топорщил перья.
Светлана бесстрашно внезапно вскинула руки и принялась рисовать, словно вышивать, в воздухе картину. Ее пальцы так и мелькали, оставляя за собой слабо светящийся свет.
В ответ толстая женщина выкрикнула что–то гортанным голосом, и голуби, снявшись с лиц Вышивальщиц, понеслись в сторону проулка.
Анна Михайловна в ужасе смотрела на то, как сонмы голубей, застилая небо, приближаются к ним. Голубь–гигант на другом краю аллеи басовито клокотал. Не долетая нескольких метров до Светланы, чудовищные птицы натыкались на невидимый заслон. Раз за разом, снова и снова пытались они пробиться сквозь стену, вышитую в ткани пространства, но разбивались об нее и падали замертво у ног девушки.
— Пойдемте, Анна Михайловна, — прошептала Светлана, горячо стиснув руку женщины, — не годится на это смотреть. Мы запечатали проход, но это лишь временная отсрочка. Вышивальщиц это не остановит… Они все равно найдут вход. В конце концов, Ясь может воспользоваться гобеленовым стежком, и тогда уж… Тогда уж нас ничего не спасет.
Повернувшись, они побежали в смрадную тьму проулка. За ними летел мертвенный вой.
Пробежав несколько метров по гулкой мостовой, Светлана внезапно свернула в полуоткрытую дверь подъезда с корявой надписью «Лева» на правой створке. Силой она потянула упирающуюся, оторопевшую Анну Михайловну следом.
В подъезде, в душном и темном тамбуре пахло мочой. Забежав вглубь, Света остановилась подле у лестничного пролета и уселась прямо на нижние ступеньки. Анна Михайловна, не заботясь о приличиях, присела рядом и тупо уставилась в пол. Наркоз стресса отпускал ее, уступая место чистому ужасу. Ее начала бить крупная дрожь. Она старалась не смотреть в сторону выхода, опасаясь, что вот–вот послышится клекот, и кошмарная голова голубя–голиафа вышибет дверь и потянется к ней клювом.
Светлана тронула ее за руку. Вздрогнув, женщина вперила в нее безумный взгляд.
— Анна Михайловна, — прошептала Светлана, успокаивающе поглаживая ее руку, — не убивайтесь вы так, прошу. Ведь это ничего не изменит. Все останется так же, как и было. А нам повезло! Мы здесь на некоторое время почти в безопасности.
— Я… — Анна Михайловна беспомощно посмотрела на девушку, — не понимаю…
— Разумеется, и нечего здесь понимать. Просто примите как есть.
— Этот… голубь… — выдавила из себя женщина и затряслась.
— А что голубь? Ну, голубь! Ну и черт с ним, с голубем! Мало ли голубей на свете. Я вас прошу, заклинаю вас, не думайте об этом и даже в мысли свои этот образ более не пускайте. Он вас сожрет изнутри.
Девушка встала и нервно принялась мерить шагами широкий тамбур.
— Эти твари… Они сильны. Поезд Крумоворот… адские гончие, существа, один лишь волос которых толще вселенной. Их нельзя недооценивать. Но с другой стороны, чем я хуже? Мы тоже не лыком шиты, Анечка! — она повернулась к ошеломленной женщине и развратно фамильярдно подмигнула. — Мы им еще покажем. «В бананово–лимонном Сингапуре, урре…» — она отрешенно поглядела на лестницу и вдруг, неистово схватив Анну Михайловну за руку, зашептала срывающимся голосом: — Нет тьмы, кроме той, что внутри нас. И нет тьмы чернее предрассветной. И ночи нет — это лишь ночь, что в наших душах, вырывается порой и сквозь сито этого мира отрезает солнце от земли. Коль человека не будет на планете, то и ночи не будет, и страха, и боли. Никогда, никогда… Пойдемте, Анна Михайловна, — она страстно потянула женщину за собой, — здесь есть черный ход, а дальше, дворик французский с фонтаном. И спуск к морю. Сережа ждет меня там, неподалеку, мы договаривались сегодня с ним встретиться после работы… после его ужасной работы, — она всхлипнула. — Он обязательно что–то придумает. Я уверяю вас, Анна Михайловна. Сережа вытащит нас из этого кошмара, и дальше мы пойдем рука об руку в дивный новый мир.