Анна Михайловна покорно принимала слова, что не находили отклика в ее душе. Автоматически переставляя ватные ноги, она следовала за девушкой, мечтая только об одном, чтобы сон ее поскорее закончился и она проснулась в мире, не отмеченном печатью тьмы. Вот только грезилось ей, что мир света на самом деле и есть настоящий сон, тогда как хаос грядущий — реален.
На третьем этаже была только одна квартира. Светлана подошла к двери и смело нажала на кнопку звонка.
Дверь открылась почти тотчас же. За нею показался невысокий кряжистый мужчина в военной форме. При виде Светланы он встал навытяжку и отдал честь.
— Полно, Антонина Петровна! — ласково пропела девушка и, не сдержавшись, бросилась мужчине на шею, осыпая его поцелуями. Последний стоял как истукан.
— Антонинушка Петровна! — всхлипывала девушка, — тетя Тонечка! Уж я и не чаяла до вас добраться. Ведь голубя они вызвали, голубя! Того и гляди вся вселенная рухнет. А Сереженька там ждет меня у моря и не знает. Не ведает. Его же с собой пуповиной затянет!
— Полно, — пробасил мужчина и отстранился. — Пройдемте в кабинет. И вы, как вас там, — он брезгливо махнул рукой в сторону Анны Михайловны, — тоже проходите. И не напачкайте мне тут. Твари.
Они прошли в затхлый коридор, освещаемый тусклой лампочкой, что неловко примостилась под потолком. Облезлые обои, вешалка, сплошь заваленная старыми демисезонными куртками, груда зимней обуви на полу, зеркало–трюмо, настолько засиженное мухами, что сквозь пленку грязи невозможно увидеть свое отражение, вытертый паркет, узкий лаз коридора, обрамленный фанерными самодельными платяными шкафами с одной стороны да запыленными полками с книгами с другой, велосипед со спущенными шинами, неловко примостившийся у стены, плохо пригнанная дверь с цветным витражом, ведущая в комнату.
— Пройдемте в кабинет, — настойчиво повторил Антонина Петровна, и сам пошел вперед, показывая дорогу. Впрочем, у самой двери он отчего–то передумал и, повернувшись к визитерам, сел по–турецки прямо на пол, облокотившись на спущенный скат велосипеда.
— Докладывайте.
Светлана отодвинула Анну Михайловну за спину и, необычно широко расставив ноги, правую руку выбросила вперед, указывая то ли на Антонину Петровну, то ли на редкой красоты витраж на двери в кабинет, а левую прижав к боку. При этом она раскачивалась, переминаясь с одной ноги на другую, и издавала жужжащие звуки сквозь зубы.
Антонина Петровна некоторое время смотрел на нее, задумчиво теребя орден на груди. Потом перевел взгляд тяжелых глаз на Анну Михайловну.
— Ну а ты, кума, что скажешь? — фамильярно ухмыльнулся он, — чай, не поняла ничего до сих пор?
Анна Михайловна хотела было сказать, что в этом сне она человек сторонний и чудом оказавшийся, что в ее реальности тепло и светло, что вот–вот выглянет солнышко и она проснется посвежевшая и лишь частью своего сознания, уголком глаза, уследит остатки кошмара, растворяющиеся в темноте потустороннего мира, но внезапно осознала, что все это в общем пустое и ненужное, осыпающееся, как шелуха. Как высохшая кожа мумифицированного на жарком солнце трупа.
— Я бы сына хотела увидеть перед смертью, — горько пробормотала она.
Военный поглядел на нее: его глаза прожигали насквозь. После встал, отряхнувшись от налипшей на галифе черной собачьей шерсти, и указал за спину себе.
— Там, за дверью, — изрек он, — только один взмах крыла голубя–голиафа. Он вселяет бессмертную душу в смертную плоть. Потом крыло идет вниз — и голубь забирает свое, оставляя мясо червям. Промежуток между взмахом крыла вверх и его путем вниз, ничтожно малый промежуток, и есть человеческая жизнь. В момент перехода у матерей есть выбор.
Дверь за его спиной распахнулась. Анна Михайловна увидела окно во всю стену. За окном неподвижно повис гигантский голубь. У окна стояло чучело ее сына в человеческий рост. Живот его был раскрыт и наполнен монетками, дольками апельсина, шариковыми ручками, клочками папиросной бумаги, сплошь исписанными мелким текстом, моделями автомобилей и прочим мусором. Сын был выполнен из проволоки, но необычайно искусно, так, что сходство между чучелом и Сережей было разительным.
— Это, — произнес военный, — и есть твой выбор. Уйти вместе с голубем туда, где тьма отступает, или остаться вместе с сыном. Отдать свою жизнь и взамен, кто знает, быть может, получить намного больше куда больший приз. Сейчас твой сын пуст. Ребенок живет только после смерти родителей. Только смерть дает жизнь.
Анна Михайловна оглянулась на Светлану, но вместо нее перед ней предстало членистоногое существо с огромными сияющими зелеными глазами. В одной из тонких лап создание сжимало золотую иглу, в которую продета была сияющая нить. В другой — ножницы.