– Можно мне увидеть ее? – попросила Рита.
– К сожалению, в реанимацию нельзя, – покачал головой врач.
– А как же распоряжение Министерства пускать родственников? И я сама врач. Я работаю здесь же, в неврологии, на втором этаже. – Она видела, что врач не узнает ее, она тоже его не помнила, возможно, он пришел позже или же они почти не пересекались, когда она работала. – Гронская Маргарита Александровна, – напомнила она. – Я сейчас в декретном отпуске, но уже в январе выхожу…
– Маргарита Александровна, – перебил ее реаниматолог, – в таком случае вы сами должны понимать, что вашей бабушке нужен покой и никаких волнений.
Что-то в его тоне показалось Рите странным.
– Волнений? – переспросила она. – Чем я могу взволновать ее?
Врач заметно нервничал, не желая говорить правду. Сунул руку в карман, вытащил пачку сигарет, посмотрел на нее и спрятал обратно. Он мог бы просто уйти, закончив разговор, но так и не сделал этого.
– Пожалуйста, – попросила Рита. – Что вы скрываете?
Он глубоко вздохнул, бросил на нее быстрый взгляд и признался:
– Когда вашу бабушку привезли, она просила только об одном: чтобы к ней не пускали Риту. Я же так понимаю, Рита – это вы?
Она ошарашенно кивнула.
– Я не знаю, что у вас произошло, почему ваша бабушка не хочет вас видеть, но меня в первую очередь волнует состояние пациента. Вы должны понимать, раз сами врач. И если встреча с вами грозит осложнением, я не допущу, чтобы вы к ней прошли.
Рита снова кивнула, чувствуя, как кружится голова, а к горлу подступает ком. Она пробормотала какие-то извинения, отошла в сторону и села на диван в холле. Почему бабушка велела не пускать ее? В чем таком она провинилась?
Ответ пришел быстро и заставил вспотеть ладони: бабушка боялась, что Рита вылечит ее.
* * *
Марк то и дело поглядывал в зеркало заднего вида на Гретхен, сидящую в автокресле за его спиной. Девочка уже окончательно успокоилась, перестала плакать и с интересом рассматривала празднично украшенный город, проплывающий за окном. Отчасти Марк даже позавидовал детской психике, которая так легко забывает неприятности. Сам он понимал, что в этот Новый год им, скорее всего, будет уже не до праздника. Только бы с Верой Никифоровной все обошлось. Он знал, как много она значит для Риты, да и сам успел искренне полюбить старушку.
Частный сектор, в котором жили родители, выглядел пустым и сонным. В некоторых домах уже не светились окна, горела только иллюминация на крышах и заборах. Марк свернул к родительскому дому, с удивлением отмечая, что в нем света тоже нет. Франц и Белль улетели домой утренним рейсом, но родители должны быть дома. И еще слишком рано, чтобы они легли спать. Мама никогда не ложилась раньше полуночи, а отец и вовсе порой засиживался в кабинете до трех утра. Только сейчас Марк подумал, что следовало предварительно позвонить. Все случилось так быстро, что такая простая вещь, как телефонный звонок, даже не пришла ему в голову.
Он въехал во двор, остановил машину и вытащил Гретхен. Конечно же, он не оставит ребенка одного, но, может быть, родители все-таки дома, просто в другой части большого особняка, окна которой не выходят во двор? Отец мог быть в ванной, а мама – читать в спальне. Марк позвонил в дверь, и тут же услышал торопливые шаги в коридоре.
Мама появилась на пороге в строгой стильной одежде, с макияжем и элегантной прической, как будто недавно откуда-то вернулась.
– Марк? – чуть удивленно приподняла брови она. – Что-то случилось?
– Вера Никифоровна в больнице, – без предисловий сообщил он, покосившись при этом на Гретхен. Как бы не напугать. Но девочка, хоть и сжимала его шею чуть крепче, чем обычно, выглядела спокойной. – Рита поехала к ней. Ты присмотришь за Гретхен, пока мы будем там?
– Конечно, – кивнула Елизавета Дмитриевна, протягивая руки к девочке, однако та, всегда хорошо относившаяся к бабушке, неожиданно крепче прижалась к Марку. То ли еще не простила ему отсутствия сегодня, то ли испугалась произошедшего с Верой Никифоровной.
Он погладил ее по голове и заглянул в большие карие глаза.
– Котенок, мне надо уехать, – самым мягким тоном, на какой только был способен, сказал он. – Но мы с мамой уже завтра утром заберем тебя. Пожалуйста, побудь пока с бабушкой.
– Обещаю, милая, нам будет весело, – улыбнулась Елизавета Дмитриевна.
Гретхен посмотрела на нее, затем снова повернулась к Марку, как будто хотела что-то сказать, но потом протянула руки к бабушке, позволяя взять себя. Елизавета Дмитриевна приняла ее, и Марк, дотронувшись нечаянно до материнской ладони, понял, что не так уж ошибся, полагая, что она только что вернулась: руки были ледяными.