Антон встал в очередь к автобусу, люди вокруг толкались, шумели и хамили друг другу, такие здоровые, такие полные жизни и такие недовольные. Он завидовал им, у них были силы на то, чтобы толкать и ненавидеть друг друга, они жили и, тем не менее, были всем недовольны. Глупые неблагодарные создания, они не ценили то, что дороже места в автобусе или места в обществе, не обращали внимания, как много энергии расходуют на такие ничего не значащие мелочи, как легко могут двигаться, дышать, смотреть на мир. Они могут себе это позволить, подумал Антон, поэтому и не ценят. То, что для богача – каждодневная рутина, для бедняка может быть мечтой всей жизни. Неужели и я был таким, подумал Антон, с трудом втягивая пахнущий выхлопными газами воздух, неужели и я имел так много и не ценил?
В автобусе ему посчастливилось сесть, и он плюхнулся на мягкое сидение, как древний старик, едва ли не улыбаясь от облегчения. И снова ему в голову пришла мысль о пустоте и незначительности всего того, что взрослые привыкли считать смыслом жизни. А дети знают истину, подумал Анион, просто взрослые с пугающим упорством калечат их нормальные, здоровые души, заклеивают им те внутренние глаза, способные видеть истину и надевают на настоящие глаза очки с кривыми линзами. И называют всю эту чушь смыслом жизни. И это смысл, подумал Антон, глядя, как люди вокруг спешат куда-то с каменными лицами, полные презрения и грусти, они были самыми счастливыми, но упорно не хотели это признавать. Счастье в этом мире считалось признаком глупости или безумия, когда ты выходишь в мир душевных инвалидов, тебе положено быть всегда недовольным, печальным и всех критиковать, это считается признаком ума. Но это ведь глупость в высшей степени, думал Антон, и такие как я, умирающие, наверное, прозревают. Ему казалось, что он вдруг заглянул за очки с кривыми линзами, нет, не снял их еще полностью, но одним глазом увидел краешек настоящего мира. И мир был прекрасным, не таким, каким его учили видеть. Видимо, когда жизнь устраивает тебе встряску, очки съезжают с лица, а то и вовсе падают, подумал Антон, и вот тогда-то люди вдруг начинают видеть то, что почти забыли. И перестают искать смысл жизни, потому что, может быть, единственный ее смысл – жить, и наслаждаться каждым вдохом.
Тогда что я делаю в этом автобусе, спросил себя Антон, но ответ он знал – то, что вдалбливается годами не проходит за один день, пусть очки немного съехали, но еще не слетели полностью с его лица. Он все еще оставался искалеченным по всем правилам членом общества, и ему надо было на его очень даже престижную работу. Надо играть свою роль, двигаться по «правильной» колее, так спокойнее, так привычнее, так нас учили. Не сходить с ума, не делать глупости, а просто механически делать одно и то же изо дня в день, потому что так надо, тогда все будет хорошо. Но ничего не хорошо, подумал Антон, чувствуя, что устал, запутался и совершенно не представляет, что с ним сейчас и что будет дальше. Одно он знал наверняка: он бы отдал все, лишь бы снова стать здоровым и полным сил. Но сейчас ему надо было на работу. Общественное мнение, норма – это тяжелый камень, который вешают на шею каждому новоприбывшему члену общества, Антон знал, что никогда не был сильным настолько, чтобы его снять и пока еще не ослабел настолько, чтобы быть не в силах его нести.
Антону досталось место возле окна на первом сиденье, поэтому он с радостью воспользовался возможностью вытянуть ноги – каждая мышца гудела и ныла, а суставы как будто были залиты цементом. Людей в автобусе было меньше, чем обычно, видимо городские власти все же увеличили количество машин на самых популярных маршрутах, да и погода располагала пройтись пешком. Совсем недавно Антон и сам любил прогуляться по свежему утреннему воздуху и почувствовать нарастающую суету большого города. Эти дни, похоже, остались в прошлом. Отвернувшись к окну, он с грустью наблюдал за спешащими по тротуарам людьми, стройными женщинами, одетыми в деловые костюмы разной стоимости, за мужчинами, сжимающими свои неизменные кейсы, за простыми мелкими сошками, прорезающими людской поток с сумками наперевес в джинсах и кроссовках. Все они были таким разными, такими интересными и такими живыми. Неприятное чувство, кольнувшее его в самое сердце, было новым, но Антон сразу узнал его – это была зависть. И теперь, испытав ее, он вдруг пожалел всех тех, кто вынужден был жить с этим чувством постоянно, потому что оно совершенно не поддавалось контролю. Это был монстр, огромный и чудовищно сильный, он выпивал всё хорошее, что было в душе и, насыщаясь, становился все более голодным.