Оставив Даниэля одного, я поднялась на третий этаж. Здесь он пока ничего не трогал. Мне хотелось побродить по этому дому, окунуться в воспоминания, перенестись в прошлое. Почти до самого утра я так и просидела на подоконнике в своем старом кабинете, слушая дождь. И стало как-то даже грустно от мысли, что дом все-таки придется продать. Но что поделать? Он требовал вложений гораздо больших, чем я могла себе позволить. Да и разве я собиралась здесь оставаться?
Даниэль меня не беспокоил. И я оценила эту чуткость. В конце концов, не так уж он и плох. Только вот его шутка слишком затянулась.
* * *
- Ты помнишь Бориса? – сама не знаю, зачем, спросила я за завтраком. – Вот он, - я показала фото на телефоне. – Приехал почтить память бабушки.
- Нет, похоже, я не знаком с этим человеком, - ответил Даниэль, задумчиво потирая подбородок. – А что, должен быть знаком?
- Он сын Иванны, двоюродной сестры прабабушки. Насколько я понимаю, твой дальний родственник, возможно, прадед, был очень близок с их семьей. И, может, ты с ним встречался… Ваши семьи сейчас не общаются, не поддерживают связь?
- А, маленький Бориска! Как же, помню! Смешной веселый карапуз, все норовивший утащить мой перстень, - отчего-то ему хотелось с ним играть… Но я в последний раз с ним виделся, когда мальчику было лет 10… Что с ним сделало время… Как сложилась его судьба?
- Даниэль, или как там тебя, ну хватит! Почему ты просто не можешь сказать мне правду? – завтрак уже испорчен.
- Но я говорю тебе правду… - его глаза становятся печальны. – Увы, без своих сил, я никак не могу доказать этого… Ты должна просто поверить.
- Должна?!
И почему это я что-нибудь тебе должна? Не я ведь оказалась в твоем доме со всеми этими несусветными глупостями! Нет, невозможно!
Вздыхая, поднимаюсь из-за стола. Как бы неприятно ни было, придется еще раз пообщаться с сестрой.
* * *
- Что? Бабушкины бумаги? Зачем тебе весь этот хлам?
- Ну, это все же память… Ее романсы, стихи… Какие-то рецепты, - она ведь удивительно готовила, разве не помнишь? И письма… Может быть, по ним удастся отыскать еще каких-то наших родственников…
- Вечно у тебя причуды! Можно подумать, у кого-то есть время на все эти рецепты! Бабушке не нужно было работать, вот и возилась от нечего делать! Или у тебя тоже вагон времени? Вот хорошо устроилась! И столица, и зарплаты сумасшедшие, и времени еще куча за всякую ерунду! А у меня все совсем не так, – сварила картошку, пожарила какого-нибудь мяса, и все, - с ног валюсь!
- Алена, дай мне ключ.
- Да на здоровье! Иди, копайся в старом хламе! У нее этой макулатуры полный шкаф! Только убери потом за собой, а то много пыли от этих бумаг!
Да уж. И сказать здесь нечего.
* * *
А шкаф действительно битком набит бумагами. С чего же мне начать? Наверно, было бы логично с последних писем. Но любопытство подталкивает меня к ранним. Интересно, какой она была в юности? С кем переписывалась? Чем жила?
Я открываю самый нижний ящик.
« Дорогая Зойла! Знаю, как ты на него обижена, но все же я беспокоюсь о Даниэле. К сожалению, у меня нет права голоса, иначе я непременно за него бы вступилась. Ты ведь прекрасно знаешь, - он никогда не был подлецом и никому намеренно не причинял зла. Да, он влюбчив, а увлечение его быстро проходит. Да, любит позабавиться, и чаще всего бездумно. Но все это – не повод для такого приговора. Прошу тебя, вступись за него. Тебе, как никому известно, что он надежный друг и добр по своей сути. Вступись, пока не поздно!»
Странное письмо. Не было отправлено? Или бабушка оставляла себе копии собственных писем? Совсем не понятно. Я беру следующее.
« Прошу тебя, милая Зойла, помоги Даниэлю. Ты знаешь, как редко я тебя о чем-либо прошу. Хотя бы в память о том, что я отдала, от чего отказалась. Я никогда не прощу себе, если он погибнет. И ты не простишь, просто сейчас не понимаешь этого. Да, знаю, ты любила его. Но он не виноват, что его чувство оказалось недолговечным. Не думай про обиду, не поступай сгоряча. Вступись за него, прошу!
Твоя Анна.»
И что? Даниэль читал письма из бабушкиного шкафа? Или подбросил их сюда для поддержания своей истории? Ничего не понимаю. Просто какой-то бред.
« Зойла, подумай только о жизни. О человеческой жизни. Стоит ли он казни? Заслужил ли ее? Совершил ли соизмеримое преступление? Его смерть будет и на твоей совести, если ты просто промолчишь на окончательном совете. Готова ли ты приобщиться к этому? Подумай! Пожалуйста, услышь меня!»