Анна
Цвели цветы на преломленьи лета,
Их было много, красочных химер,
Порвать спешивших грань всех пут и мер,
Когда пришла ты с ласкою привета.
Ты вся была в старинный сон одета,
И я, как умилённый старовер,
Вступил с тобою в храмовой размер
Торжественно-напевного сонета.
Я разлюбил тобою – лепестки
Цветов, струящих сладкий чад отравы.
Ты мне дала сиянье тихой славы.
В часовне, где забвение тоски,
Мы рядом, мы светло в блаженстве правы.
И вьются ожерельем огоньки.
Катерина
За то, что ты всегда меня любила,
За то, что я всегда тебя любил,
Твои лик мечте невыразимо мил,
Ты власть души и огненная сила.
Над жизнью реешь ты ширококрыло,
Тебе напев и ладан всех кадил,
И тем твой дух меня освободил,
Что ты, любовь, ревнуя, ревность скрыла.
Пронзённый, пред тобой склоняюсь в прах.
Лобзаю долго милые колени.
На образе единственном ни тени.
Расцветы дышат в розовых кустах.
Движенью чувства нет ограничений.
Я храм тебе построю на холмах.
Двое
Уста к устам, безгласное лобзанье,
Закрытье глаз, мгновенье без конца,
С немой смертельной бледностью лица,
Безвестно – счастье или истязанье.
Два лика, перешедшие в сказанье,
Узор для сказки, песня для певца,
Две розы, воскурённые сердца,
Два мира, в жутком таинстве касанья.
Души к душе мгновенный пересказ,
Их саван, и наряд их предвенечный,
Алмаз минуты, но в оправе вечной.
Узнать друг друга сразу, в первый раз.
Ромео, ты сейчас в Дороге Млечной
С Джульеттой ткёшь из искр свой звёздный Час.
Мерцанье
Глаза затянутые дымкой томной неги.
Волна распле́сканная брызгами на бреге.
Зарниц разме́танные сны, излом огней.
Любви почудившейся свет с игрой теней.
Глаза осме́ленные тайной глаз хотящих.
Цветы зажёгшиеся сказкой в тёмных чащах.
Любовь пронзающая больно и светло.
Всепроницающее – лик меча – весло.
Солнце («Солнце, горячее сердце Вселенной…»)
Солнце, горячее сердце Вселенной,
Ты восходишь и бродишь, ты плывёшь и нисходишь,
И в томительной жизни так расчисленно-пленной
Золото блеска ты к полночи сводишь.
Я стою на пределе, и шаром кровавым
Ты уходишь за горы, уплываешь за Море,
Я смотрю, но над лесом, осенним и ржавым,
Только ветер – с собой в вековом разговоре.
Вот я один. Клад утрачен мой ценный.
И хоть целое Солнце заключаю я в сердце,
Разлюбив человека, я лишился Вселенной,
Нет больше веры в единоверце.
Ночь («Ночь, с миллионами солнц…»)
Ночь, с миллионами солнц, разбросавшихся в дали бездонной,
Ночь, в ожерельях из звёзд, и в запястьях из синих планет,
Ночь, всеокрестная тьма, и вселенский покой углублённый,
Ночь, замиренье души, выходить не хотящей на свет.
Ночь, я любил как никто, и стократно я ранен любовью,
Ночь, из тебя я исшёл, но смешал красоту я с тоской,
Ночь, вся в чернейших шелках, о, дозволь мне прильнуть к изголовью,
Ночь, ниспустись мне в глаза, погрузи меня в вечный покой.
Зов («И лепет сказочный полузаснувших птиц…»)
И лепет сказочный полузаснувших птиц,
И тень дремотная сомкнувшихся ресниц,
И тишь закрывшихся двустворчатых темниц.
Где жемчуг будущий ещё повержен ниц,
И пряжа зыбкая немеющих зарниц,
И клик слабеющий отлётных верениц,
И строки вещие желтеющих страниц
Одно горение, свеча одних божниц,
Зовущих к виденью навек ушедших лиц.
Череп
Тих на полке зрящий череп,
Вестовой немых веков,
Говоритель мёртвых слов.
Если б дать ему покров
Крови, плоти, – в равной мере б
Он со мною, в дымке снов,
Слушал медный бой часов.
Сердце к сердцу рассказало б
Что проворный бег минут
Там соткал, как ткёт и тут,
Змеезвенный звонный жгут
Слов, признаний, сказок, жалоб,
Что твердыня и редут
Неизбежно упадут.
В мяч играть ли или в крикет,
В меч, в пращу, в копьё, и щит,
Или в камень маргарит,
Или в зорный цвет ланит,
Но виденье и Египет,
И в святыне пирамид
Жив один рисунок плит.