Олень
Полнеба взято Северным сияньем,
Горящей ризой неба над землёй.
Даль Севера полна молочной мглой,
Застыло Море круглым очертаньем.
Нет счёта снежно-льдяным созиданьям.
Скала звенит. И ветер над скалой
Из снега строит небу аналой,
Поёт псалмы, и тешится рыданьем.
От облака бежит проворно тень.
Мечтая о приснившемся обеде,
Лежат как груды белые медведи.
Не мрак. Не свет. Не час. Не ночь. Не день.
На вышнем небе ковш из жёлтой меди.
И смотрит ввысь, подняв рога, олень.
В горах
От гор исходит вдохновенье,
В них многозве́зден ход ночей.
В снегах молчанье откровенья, –
Будь верен Родине своей.
Вершины манят в отдаленье,
В уступах пенится ручей.
Забросив брызги влаги в пенье, –
Будь верен Родине своей.
От птицы к птице – устремленье,
Восторг души – разрыв цепей.
Любя острийный миг боренья, –
Будь верен Родине своей.
Ты с детства знал орлов паренье,
И долгий говор журавлей.
Так не меняй предназначенья, –
Будь верен Родине своей.
Золотые столбы
Золотые столбы лучей
Отразились в немом пруду.
Разливаются крики грачей,
Я весною к тебе приду.
Ещё слышится талый снег
В холодке красноватых зорь.
Но минут неизбежен бег,
И когда я приду, не спорь.
Ворожба («Наклонилась, изогнулась, распахнулась, и опять…»)
Наклонилась, изогнулась, распахнулась, и опять
В прежнем лике неподвижна, вся – лелейных тайн печать.
Покачнулась и дохнула всею свежестью весны,
Забелела благовонно ткань воздушной белизны.
Наклонилась, и, объята дрожью лёгкою, она
Вся внимает, как ей звонко без конца поёт струна,
Это кто же? Та, в ком нежность, с тем, кто хочет ей владеть?
С кем вдвоём цвести желанно и заткать мгновенье в сеть?
Нет, другое. Это только, в сладком млении своём,
В вешнем вихре ветка вишни в перекличке со шмелём.
Ночная бабочка
Белая бабочка сказки полночной
С полным доверьем мне на руку села,
Зыбятся усики дрожью урочной,
Всё в ней загадочно, чётко и смело.
Я наклоняюсь, и вот мне не странно
Тайно беседовать с малым созданьем,
Ей теплота человека желанна,
Я упоён белокрылым свиданьем.
Древней
Я чувствую, что я древнее, чем Христос,
Древнее первого в столетьях Иудея,
Древней, чем Индия, Египет и Халдея,
Древней, чем первых гор пылающий откос.
Я был ещё тогда, как в воздухе разъятом,
Среди безжизненных пылающих пространств,
В предчувствии немом сверкающих убранств,
За атомом помчался атом.
Но я ещё древней. Гори, душа, пророчь.
Припоминай себя в чертах многоразличных.
Я был ещё тогда, как в безднах безграничных
Была единая нетронутая Ночь.
К избранникам Судьбы идёт от сердца уза,
Все Божие Сыны живут в моих зрачках,
Но более всего я волн люблю размах,
Всех вер священнее – медуза.
Паутинки («Всевыразительность есть ключ миров и тайн…»)
1
Всевыразительность есть ключ миров и тайн.
2
Любовь огонь, и кровь огонь, и жизнь огонь, мы огненны.
3
Кабель под бездной морей, это кличет к державе держава,
Так и паук паутинкой поёт о взнесённости радуг.
4
Кто это молвил, что мы красоте созидаем горнило?
Звёзды и звери, цветы, океаны, ручей и вулкан,
Всё, что живёт в этом мире, влекомо в мирах Красотою.
Зодчим быть хочешь? Спроси земляного об этом червя.
5
Вслушайся в музыку, в музыке вечное смотрит в минутное,
Луч в подземелье заглянет на миг, потолок золотит.
Ветер заморский домчит с островов к нам дыхание смутное,
Звук обоймёт, шевельнёт сокровенность и прочь улетит.
6
К душе от души первоцвет, пробегая,
Весь мир засвечает на миг целиком.
Снежинки с снежинкой летают, мелькая,
И станут весною они родником.
И только целуя, и только лаская,
Я чувствую Бога кругом.
Цветочный звон
Если цвет в дремоте лунной
Расцветает в миге снов,
С чуть разъятых лепестков
Свеян звон легчайше-струнный,
Легче праха от снегов,
Тоньше пряди облаков,
Тише фейных – к сильфе – слов.